–Знаешь, что самое смешное в тебе, Ли Хан? – Пауза. – Даже будучи уродливой тенью, ты всё равно носишь эти дурацкие очки.

Тень взвыла, бросаясь в атаку, но Данте лишь махнул рукой, и свет, похожий на блики лезвия Астрала, разрезал тень пополам.

–Искренне твой… – Он поймал падающий пепел. – … Данте.

Город оказался не миражом. Он был хуже: улицы были вымощены костями, скреплёнными паутиной, в витринах магазинов стояли манекены с лицами погибших из «Солнечного ручья». Воздух пах «ароматом победы».

Данте шёл, напевая строчки из песни Хэ Ин, но песня оборвалась, когда он увидел его – ребёнка, лет семи, сидевшего на ступенях собора. Мальчик собирал пазл из обгоревших фото.

–Эй, мелкий! – Данте присел рядом, доставая конфету. – Не видел тут…

–Ты убил их… – Мальчик не поднял головы. – Я видел. В зеркалах.

Фото в его руках сложилось в лицо Хэ Ин.

Данте замер. Перчатка с драконьей чешуёй вдруг стала весить тонну.

–Она тоже тебя видела… – Мальчик ткнул пальцем в фото. – Когда ты сжёг тот город. Она плакала.

–Врёшь! – Прошипел Данте, но мальчик встал, и его тень вдруг вытянулась, став взрослой, с мечом на поясе.

–Ты ищешь не в том месте… Ищи там, где остался прежний Данте. – Голос зазвучал на два тона ниже. – Если, конечно осталось, что искать.

Ребёнок рассыпался в прах, оставив на ступенях фото. Данте поднял его: Хэ Ин стояла спиной к горящей деревне, её плечи тряслись от беззвучных рыданий.

–Ложь! – Он сжал фото, но оно вспыхнуло, оставив ожог на ладони.

Он долго блуждал по городу, казалось, окрестности были памятником его спонтанной ярости. Всё вокруг напоминало ему о том, что он натворил. Манекены в витринах повторяли позы погибших – мать, прикрывающая ребёнка; старика, тянувшегося к колодцу.

В центре города он нашёл её – Хэ Ин, запертую в зеркальной клетке. Её губы шевелились: «Данте…»

–Я здесь… – Он прижал ладони к стеклу, игнорируя боль от выжигающей магии. – Выйди ко мне. Плевать на правила, просто…

Отражение в зеркале ожило, показав Паучиху. Та держала нить, обмотанную вокруг шеи Хэ Ин:

–Хочешь спасти её? – Ли Хан дёрнула нить, и Хэ Ин вскрикнула. – Тогда разбей стекло. Но помни: каждый осколок разрежет её душу.

Данте засмеялся. Смех эхом разнёсся по городу, и где-то треснула башня.

–Ли… – Он вытер слёзы. – Ты как та сорока, что ворует блестяшки, но не знает, что с ними делать. – Он достал зеркальный осколок с её лицом. – Держи. На память.

Он бросил осколок в клетку. Стекло взорвалось, и Паучиха вскрикнула, отпустив нить. Хэ Ин упала в объятия Данте, но рассыпалась пеплом.

–Неплохая шутка. – Прошептал Данте пустоте. —Но не такой финал я жду.

Он вышел из города, оставив за спиной руины. Где-то в зеркалах засмеялась Ли Хан. Игра только началась.

Данте шёл по пустыне, сжимая в кулаке осколок стекла – единственное, что осталось от зеркальной клетки. Внутри него бушевали два шторма: ярость, требовавшая спалить мир дотла, и что-то новое… Тихое, колющее. Стыд.

–Нет. – Пнул он камень, и тот взорвался в облако пепла. – Я не буду нести миру страх.

Но пустыня неумолимо напоминала о прошлом. В песке виднелись силуэты: ребёнок с куклой, старик с посохом, женщина, застывшая в беге. Все они исчезли по его вине.

–Хватит! – Упав на колени, он ударил кулаком по песку, но вместо разрушения… Рука сама замерла. Впервые за долгое время.

Близилась ночь. Пустыня давно осталась позади. Он был на подходе к лесу, как заметил колодец.

У колодца с мутной водой он встретил старуху. Её лицо было скрыто под капюшоном, но голос звучал знакомо – как у той, что когда-то читала ему сказки в гильдейской библиотеке.