– Прокляну, прокляну! – сипел старик, норовя плюнуть в меня, но, кажется, во рту у него пересохло. – Тронь меня – и гореть будешь, чёртова стервица! Самой страшной смертью подохнешь!

Я не обращала внимания, простукивая ему живот.

– Святой отец Молос сказал, что это не демоны и не злые духи так мучают преподобного, – прошептал один из послушников.

– Конечно, – подтвердила я. – Это просто избыток газов.

– У него в избытке лишь святость, – возразили мне. – Какие-то газы разве могут быть у преподобного?..

Я даже объяснять ничего не стала. Ни к чему тратить время попусту. Слушать дыхание больного тоже не было нужды – с тем, как он сопротивлялся, это всё равно казалось невозможным. Впрочем, хрипы и бульканья можно было различить и без того. Он снова начал ругаться, закашлялся, изо рта пошла розоватая пена. Я кое-как вытерла ему рот краем простыни, убрала трубку в сумку, и призадумалась. У старика явно беда с лёгкими, да такая уже запущенная, что лечить его будет почти без толку. Кроме того, если судить по настроению некоторых местных обитателей, они только и ждут, когда старик отдаст концы, и можно будет его с почестями отпеть и похоронить. Так что надежды на то, что кто-то здесь будет выполнять мои предписания, нет. Как и на то, что этот преподобный примет мои методы лечения – или хотя бы даже лекарство из моих рук. Да и из любых других, если будет знать, что это я его оставила. Старик хоть и слаб, но в довольно ясном сознании и вовсе не намерен идти на сотрудничество, борясь за свою жизнь не с болезнью, а со мной. При свидетелях же я не стану пользоваться некромагией. Даже в благих целях.

Я подозвала лакеев поближе к дверям, и тихонько сказала:

– Нужно приготовить тёплую ванну, и отнести в неё преподобного. Его тело покрыто испариной и нечистотами, оттого лечить его будет трудно. Тем более, грязное тело священнослужителя неприятно создателю, и веселит демонов.

– Но мы обтираем розовой водой…

– Это не то. Ему нужно погрузиться в воду. А вот это лекарство, – тут я посмотрела на своего надзирателя очень пристально, – нужно добавить в ванну. Я не могу этого сделать сама. Женщине не следует присутствовать в купальне преподобного.

Надзиратель всё понял и забрал у меня из рук крошечный пузырёк со снадобьем. А я продолжала давать указания послушникам:

– Пока преподобный принимает ванну, освободите этот стол. И после заверните больного в простыню и принесите его туда. Я завершу лечение.

Лакеи кое-как зашевелились, выполняя. Мой сопровождающий, глядя на меня сверху вниз, напомнил:

– Помогаю тебе, потому что господин фон Лар так приказал. Потому и лекарство твоё добавлю в чан. Если ты удумаешь сбежать в это время, или если тут яд – я поймаю тебя и сломаю тебе ноги.

Я пожала плечами. Сбегать и не думала. Раз уж обязали меня вылечить священника – вылечу. А уж как – это никого не касается.

* * *

Полчаса спустя преподобный отец фон Дейм ко всеобщему удивлению смирный и переставший сыпать хриплыми проклятиями, лежал на столе, прикрытый простынёй, и с ненавистью смотрел на меня. Значит, снадобье уже начало действовать, и времени у меня оставалось очень немного.

– Выйдите все, – приказала я. Лакеи-послушники не шелохнулись. Стояли, молча переглядываясь. Подозрительно молчал и сам больной.

– Ну? – я начинала терять терпение.

Мой сопровождающий надзиратель распахнул дверь, и шагнув за неё, подал пример всем остальным. Лакеи нехотя двинулись из комнаты.

– Если удумала чего дурного – тебе конец, – заверил надзиратель.

– Проследите, чтобы никто не пытался войти и помешать мне. Господин фон Лар приказал вылечить преподобного любыми методами.