– Помню, – буркнул мрачный собеседник, захлопнув дверь. Для большей надежности я закрыла её на щеколду.

Ну что ж, теперь никто не помешает работать.

Арчи ловко выскочил из-под лавки, где всё это время успешно скрывался. Я посмотрела на больного старика, и сдёрнула с него простыню. Снадобье действовало безотказно. Сварливый священник будет всё чувствовать и всё понимать – для него ведь это было ценно! – но не сможет ни пошевелиться, ни произнести ни слова.

Как живой мертвец. Но скоро мне придётся убить его по-настоящему. Ненадолго.

Я провела руками по его рёбрам, чувствуя своими ладонями, что именно там болезнь вгрызается в него, пожирает остатки трепещущих лёгких, сжимаясь вокруг сердца. Высасывает из без того старого тела последние жизненные соки. Мерзкая, отвратительная, буквально осязаемая жижа, снова пошедшая пеной из бессильно открывшегося перекошенного рта. Я убрала руки от груди больного. Медлить нельзя, иначе болезнь убьёт его в считанные минуты.

А это должна сделать я сама.

Ужас отразился в замершем взгляде старика, когда я занесла иглу над его сердцем.

Но страх в их глазах никогда меня не останавливает.

* * *

Наутро я покинула негостеприимный дом преподобного. Старик перестал кашлять, хрипеть, пускать ртом пену и – главное – изрыгать хулу. Смиренно молился, пока его переодевали и кормили с ложки. Я оставила для преподобного ободряющее лекарство, рассказала, как его давать ему, и чем кормить, чтобы окреп поскорее. Велела устроить его в другой комнате, а прежнюю хорошенько вымыть и проветрить. Их дело, будут ли они следовать советам, а моё дело здесь закончено. И мой надзиратель, вручив мне кошель с деньгами, это подтвердил.

– Не знаю, что ты сделала, но справилась, – сказал он. – Это главное. Господину фон Лару передам хорошую новость. Бывай!

– И вам не хворать, – ответила я.

– Если захвораю – тебя позову лечить.

– Надеюсь, не придётся, – я шагнула за ворота, и поскорее двинулась в сторону улиц, ведущих к центру. Арчи резво бежал следом. Могу только представить, как ему уже надоело прикидываться простым козлёнком и никак не комментировать происходящее, но тут уж ничего не поделать. Придётся ему молчать, пока мы не покинем города.

Дойдя до торговых кварталов, я первым делом осведомилась, где искать лавки аптекарей и травников, и пополнила запасы некоторых лекарств и снадобий. Потом купила кое-что из одежды взамен прохудившейся: хотела сделать это ещё в Кейнисе, но события, что предшествовали моему там появлению, не позволили. Быстро всё случилось. И, наконец, завершив свои покупки в бакалейной лавке, где добыла себе еды в дорогу, я отправилась в ближайшую таверну. Очень хотелось принять хорошую ванну и выспаться как следует. В доме исцелённого священника мне ни того, ни другого не позволили – выставили сразу. Да, впрочем, оставаться там дольше я и сама не хотела.

Наняв себе маленькую комнату с большой деревянной бадьёй за ширмой и поджидая, пока мне нагреют воды для купания, я незаметно устроилась самом в уголке общей трапезной с миской похлёбки и пирогом. Арчи привычно ютился под столом, но очень внимательно прислушивался ко всему, о чём говорили вокруг.

– Сама-то она тощая, что щепка, – донеслись до меня обрывки разговора двоих мужиков, обедавших неподалеку, – волосы у неё обрезаны, как у паренька какого, и такие чёрные, что даже синие!

– Ну дела. Бывают такие?

– Вот бывают, как видно. А глаза у неё, знаешь, такие синие…

– Что будто бы чёрные?

– Да не, не чёрные. Такие синие, будто бы молния ударила!

– Где это видано, чтобы молния до синевы била?

– Вот не знаю сам! А посмотришь – понимаешь – как молния ударила! Страшно прямо.