Наконец за окнами поплыли пригороды Варшавы. Наташа была готова в любую минуту покинуть купе по зову брата, но когда открыла на стук, то увидела рядом с Андреем его нового соседа, и на перрон они вышли втроем. Наташа впервые оказалась в иноязычной толпе, многолюдный вокзал оглушал щебечущей польской речью; утренняя прохлада после теплого вагона заставила ее поежиться, и Наташа вдруг усомнилась в том, что Господин в сером захочет оставить купе. Интерес к прогулке как-то сам собой угас, и Борис это сразу почувствовал:

– Вы озябли, наверно? Может, принести шаль?

Наташа покачала головой, представив лицо матери, если бы к ней с просьбой о шали обратился незнакомый молодой человек, но и посылать брата не хотелось, потому что не хотелось оставаться наедине с Борисом. В эту минуту сердце стукнуло так громко, что она испугалась, как бы окружающие не услышали, и поняла, что он уже здесь, где-то рядом. Борис и Андрей все предлагали ей сбегать за шалью, но она повторила: «Нет», – и пошла к выходу на перрон. Она сама не понимала своего состояния: ей одновременно хотелось бежать из залы и остановиться, оглядеться, увидеть его. В смятении она решила: правильно – уйти.

Господин в сером наблюдал эту сцену, и его все больше раздражала назойливость темноволосого поклонника тургеневской барышни. Когда она в очередной раз покачала головой и взяла брата под руку, он понял, что она сейчас покинет зал, и неожиданно для себя направился следом. Он видел, как брат барышни поднялся в вагон и через минуту вернулся с шалью, которую заботливо накинул ей на плечи. Потом троица двинулась по перрону, и он шагнул навстречу.

Она взглянуда на него и тут же повернулась к брату, а поклонник, который шел с другой стороны, проговорил с напором, убеждая в чем-то:

– Послушайте, Наталья Александровна …

Наташа – как мягко звучит и как ей подходит…

***

Завтрак Анна Викторовна заменила доставкой заказа в купе; за кофе со сдобными булками и бутербродами – монахини куда-то удалились – Наташа со всей ясностью осознала, что может никогда больше не увидеть незнакомца, который отчего-то так неотступно занимал ее мысли в последнее время, и совсем упала духом. Она не хотела распросов матери, очень внимательной и заботливой, а потому забралась к себе наверх и сделала вид, что читает. Но чуткая Анна Викторовна забеспокоилась скоро:

– Ты не приболела ли, Ташенька? – прохладная мягкая рука привычно легла ей на лоб.

– Все в порядке, мама, не волнуйтесь. Просто немножко скучно.

– Ничего, вот приедем в Вену, там скучать не придется, там есть на что посмотреть. Ты пока лучше постарайся поспать.

Наташа послушно отложила книгу и повернулась лицом к стене. Хоть бы Андрей пришел, но он сейчас болтает с этим Борисом и ему все равно, что ей так хочется плакать.

Обедать, однако, они снова отправились в вагон-буфет – на последний обед перед Веной. Настроение у Наташи стало совсем похоронным, а тут еще Борис попросил разрешения присоединиться к ним, это окончательно ее расстроило. Чтобы скрыть свое состояние, она так сильно сжала руку, что ногти глубоко вонзились в ладонь, и боль вернула ей спокойствие.

Первый, кого она увидела в буфете из-за плеча брата, был Господин в сером, он сидел за дальним столом лицом к двери и словно ждал кого-то. На мгновение она замерла, оробев, как в детстве. Стали рассаживаться, и само собой получилось, что Наташа оказалась визави с Борисом. Ей этого совсем не хотелось, ведь теперь она и взглянуть не могла в сторону Господина в сером – Борис мог принять это на свой счет. Пока все занимались выбором блюд, она решилась поднять глаза и тут же опустила их под встречным взглядом. Между тем Борис обратился к Анне Викторовне: