Конкуренцию еловому составляли ароматы, которыми обильно оросили себя посетители. Воздух наполняли ноты Fougère royale от Houbigant, Jicky от Guerlain. Эрнест улыбнулся про себя. Эти ароматы, хоть и обожаемые куртизанками, украшали сегодня шеи благородных дам. «Смелость – новая добродетель», – подумал он, вспоминая, как дарил флаконы балеринам. Впрочем, всегда находились смелые девушки благородных кровей, бросавшие вызов условностям великосветского общества и предпочитавшие этот аромат.

Эрнест хорошо разбирался в марках модного парфюма. Несмотря на то, что он предпочитал одиночество, он одновременно посещал светские рауты и приёмы, а также модные театральные постановки. Любил делать ароматные подарки своим пассиям, тем, чьи таланты в искусстве, театре и балете его восхищали. Для того, чтобы не ошибиться в выборе подарка, необходимо было знать, что сейчас модно у столичных красавиц. Получить же консультацию по выбору для него не составляло труда – в его окружении всегда были умные и красивые дамы. Многих, правда, удивляло, что при таком женском букете, что цвёл вокруг него, он до сих пор был не женат. Он любил и восхищался женщинами, но, видимо, пока не встретил ту единственную. «Они – как парфюм: у каждой свой шлейф, но ни один не стал воздухом», – философствовал он.

Была ещё одна загадка, связывавшая его, парфюм и женщин. В семнадцатилетнем возрасте, гостя у своей бабушки в Париже, он прогуливался по набережной Сены в Cours-la-Reine – старейшем парке города, раскинувшемся по обоим берегам реки. Любовался влюблёнными, которые катались на лодках по глади воды. Его забавляли смущённые парочки, хотевшие показать свою любовь всему миру, и то, как они счастливы, светясь вселенской любовью. Как бы говоря, что они нашли друг друга, но нормы приличия заставляли их уплывать на середину реки. Там, борясь с эмоциями и закрываясь от этого самого мира полупрозрачными зонтиками из шёлковой тафты, кавалеры украдкой срывали поцелуи с губ любимых. «И я хочу так когда-нибудь», – шёпотом признавался он сам себе, сжимая потёртый томик Бодлера.

Художники, перепачканные красками, расставив свои мольберты на брусчатке набережной, вдохновенно, не обращая внимания на прохожих-зевак, стремились запечатлеть угасающий августовский вечер в Париже. Остановившись рядом с одним из таких уличных художников, Эрнест внимательно наблюдал, как творец несколькими взмахами кисти укладывал разноцветные мазки краски на загрунтованный холст в только ему одному ведомой последовательности, перенося на него из хаоса колора ту самую картину реальности, что раскинулась перед ним в последних лучах заходящего солнца. Работа над шедевром подходила к концу. Ещё немного – и бородатый художник в берете ловким росчерком тонкой кисти поставил подпись: Renoir.

Вдруг что-то произошло. Сначала молодой человек не понял, что именно. Внезапный ветерок, зашуршав первыми опавшими листьями с платанов, ударил воздушным потоком, наполненным каким-то незнакомым чувственным цветочным свежим ароматом парфюма, что заставило сердце ёкнуть, словно птица сорвавшаяся с ветки, и забиться чаще. Всё произошло в один миг. Наконец, очнувшись от оцепенения, юный француз обернулся, ища глазами источник этого аромата. Она… Это была девушка из снов и фантазий, которые так часто посещают молодых людей в столь юном возрасте. Он сразу понял, что аромат духов принадлежит только ей и никому другому. Её бело-голубое платье отливало под закатными лучами солнца красивым насыщенным цветом высокого летнего неба. Лёгкая шляпка с чёрной вуалью была украшена таким же голубым цветком. Мак – как успел разглядеть наш герой. Голубой мак. Корсет, туго зашнурованный, выгодно подчёркивал её стройную фигуру, явно вдохновляя и сводя с ума мужчин каждым швом.