– Дядя! – взмолилась я, последнее чего мне хотелось, так это убивать, – Мы не можем так поступить…

– Он нас сдаст, – заметил тилацин, – А тебе придётся запачкать руки кровью. Давай, если ты не можешь сама, то я тебе помо…

Мартин не успел договорить, перепуганный патологоанатом вскочил и предпринял отчаянную попытку побега, выцепив время за нашими спорами и побежав, пытаясь скрыться за стеной гробов. Его это не спасло, глаз Феликса загорелся, и он всадил ему пулю точно в основание шеи, стреляя так бесчувственно, будто бы целился в оленя, а не в человека.

– Проблема решена, – сказал лис, – Теперь у нас нет моральной дилеммы.

– Ты её просто отложил, mate, – Мартин покачал головой, – Потом, возможно, слом этого предела пройдёт куда болезненнее… Ладно, – он поободрел, – пойдём-посмотрим, что тут да как!

С этими словами он направился к выходу по длинному-длинному и широкому коридору, увешанному моделями космических спутников под потолком. Мы с Феликсом пошли за ним. Я про себя благодарила всех богов, что мне не пришлось никого убивать. Мертвец, ныне лежавший на полу, не был мне врагом и зла на него я не держала. И потому я чувствую себя паршиво от того, что мне пришлось наблюдать его смерть. Это… непросто переварить.

Ещё сложнее стало, когда мы вышли на улицу из роскошных остеклённых дверей, украшенных бронзовыми шестернями и колосьями пшеницы. Ведь на просторной кругло площади перед павильонном «Космос» стояла статуя, выложенная из человеческих костей. Статуя изображала антропоморфного зверя, державшего в вытянутой руке автомат, также сложенный из костей. На шее статуи болталась табличка, где красным было выведено: «Оружие тебя освободит!»

– Боже… – сказал Феликс, – Это что ещё за чёрт?!

– Новый Вавилон – новые правила и новое искусство, – сказал Мартин, – По городу много таких статуй. Хамсин специально скупает тела, чтобы показать своё презрение ко всему старому и изжившему себя, с помощью таких вот экспозиций. А ещё они внушают страх врагам. Политизированное искусство! – он усмехнулся, мне стало не по себе.

– Но это же…

– Презрение к покойникам? Для Хамсин это всего лишь мёртвые тела. И для местных тоже. По крайней мере, если они не хотят прослыть децелераторами!

– Деци… кем? – тут вопросы стали возникать уже у меня.

– Теми кто против анархии, равенства и прогресса, – пояснил тилацин, – Хамсин фанатичный сторонник ускорения и сделает всё, чтобы ускорить слом старого и наступление чего-то нового. Не важно чего, важны скорость и новизна.

– Ты же и сам был сторонником этих идей, – заметил Феликс.

– Я изменился, mate. Не то чтобы хаос стал менее мне симпатичен. Просто цели мои стали куда более трансцендентными… Падение – моя цель. К слову, о целях, что планируете делать дальше?

– Я думал, что у тебя есть хоть какой-то план…

– Есть, но ты же не любишь следовать моим планам, «они всегда заканчиваются плохо».

– В последнее время я начал думать. что мои заканчиваются ещё хуже.

– Ну… с хижиной под Плесецком так и получилось, mate. – тилацин пожал плечами, – В любом случае кое-что я предложить могу. Если вы хотите выбраться из города или хотя бы просто выжить, вам, то есть нам всем, нужны друзья. В Москве, не подвергнувшейся прямым ядерным ударам, нынче расплодилось много всяких анархистов. Выбирай – нехочу.

– А из кого выбирать то?

– А это мы с вами и пойдём выяснять! давайте, пошли… – он приглашающе махнул рукой и направился по асфальтированной дороге за статуей.

Мы пошли за ним, проходя мимо бесконечных вычурных зданий, построенных будто бы в римском или греческом стиле. Вычурные колонны, сложные барельефы, золотые статуи с венками, вездесущие мотивы сельского хозяйства, великолепные витражи… Всё это рисовало в моей голове образы павшего СССР, как этакой Римской Империи, о которой я читала в книжках. Только, наверное, более народной, что-ли… По крайней мере таким его рисовал мне Феликс.