Она подошла ближе, и в этом не было ни угрозы, ни навязчивости – только простое, человеческое движение. Словно кто-то садится рядом на пустую скамейку.

– Но время – это не дорога, – продолжила она. – Это узор. Иногда его можно читать. Иногда – слушать. А иногда – касаться. Если ты найдёшь нужный шов – ты узнаешь больше, чем хотел.

Он кивнул, не в знак согласия, а в знак того, что слушает. Где-то в глубине его сознания уже не было протеста. Только напряжённая готовность – как у человека, стоящего у входа в пещеру, откуда доносятся слова на его языке, но произнесённые голосом, которого он не узнаёт.

– И вы этим… занимаетесь? – тихо спросил он. – Вы следите за узорами?

– Мы их сохраняем, – ответила Эмма. – Мы – не храм, не братство, не сектанты, как иногда думают. Мы просто те, кто записывает, когда другие забывают. Мы – не против времени. Мы с ним. Нас зовут Мнемозина.

Она достала из сумки небольшую серую тетрадь, с тканевой обложкой. Открыла на середине и положила между ними на стол. На жёлтых страницах был нарисован символ: двойная спираль, похожая на песочные часы, только сломанные, как будто кто-то пытался изобразить бесконечность, но намеренно разорвал её посередине.

Он наклонился, вглядываясь в рисунок. Чернила на бумаге были выцветшими, но линии – твёрдыми. Это не была метафора. Она говорила о чём-то, что для неё имело совершенно буквальное значение.

– Почему вы выбрали меня?

Эмма не ответила сразу. Закрыв тетрадь, она провела по её корешку ладонью – так, как гладят знакомую книгу, в которой больше не ищут смысла, но всё ещё находят тепло.

– Потому что ты уже вписан. Когда твоё имя появляется в письме, написанном задолго до твоего рождения – ты уже часть истории. И больше не можешь стоять в стороне.

Он почувствовал, как его ладонь сжимается. В кармане пальто всё это время лежали часы. Теперь они как будто ожили. Их присутствие стало ощутимым, как второй пульс.

– И что теперь? – спросил он. – Что мне делать?

Эмма посмотрела на него с лёгкой грустью. И в её взгляде не было ни назидания, ни мистики. Только усталость человека, который слишком долго объяснял очевидное тем, кто всё равно не хотел слушать.

– Теперь слушай. Всё, что произойдёт дальше, будет напоминанием. Звуком, жестом, взглядом, тенью на стене. Время начнёт говорить. И если ты продолжишь слушать, ты увидишь, где и зачем ты здесь.

Эмма отвернулась, не попрощавшись – будто прощание между ними ещё не началось. Её пальто скользнуло по полу, каблуки не произвели ни звука. Через мгновение она исчезла за поворотом, оставив на столе только пыльную тишину и закрытую тетрадь. Несколько мгновений он не двигался – будто надеясь, что она вернётся. Но всё вокруг свидетельствовало об обратном. На столе лежала серо-синяя тетрадь с тканевой обложкой, оставленная ей без объяснений. Рука легла на переплёт почти инстинктивно. Обложка оказалась тёплой – будто только что из-под пальцев другого человека. Разум требовал осторожности, но пальцы уже раскрывали первую страницу.

Аккуратный, почти канцелярский почерк:

«Артефакт №7. Вращающийся механизм. Марка не установлена. Связан с: Ф.М.Д.»

Далее – схемы, обрывки текстов на нескольких языках, пересекающиеся диаграммы, заметки. Все даты перемешаны. На одной странице – 1852. На другой – 1974. Ни логики, ни хронологии, но при этом каждая строка будто подтверждала, что в этих несвязанных фрагментах есть свой порядок. Он не поддавался пониманию, но уже действовал. Как нервная система, у которой нет мозга, но есть реакция. Листая страницы, Александр чувствовал, как в нём нарастает напряжение. Историк в нём протестовал. Ни один учёный документ не строится вне последовательности. Ни один архив не оформляет записи по такому хаосу. И всё же – ни одна из этих страниц не казалась фальшивкой. Бумага была настоящей. Чернила – разной давности.