После чего протянул мешочек с кусками хлеба и мяса и дал понять, что промедлений не потерпит.

– Конечно, бегу. – отозвался мальчик, выбросив из головы только что проведенный эксперимент, схватил хлеб и побежал к стражнику.

Позади, у костра, Вормот тихо сказал что-то Смирному и Пеструшке. Те переглянулись, нахмурились, но ничего не ответили. Остальные вели себя как ни в чём ни бывало, и мальчик не заметил, что разговор продолжился шёпотом, уже без него.

Баламут оборудовал свой пост примерно в сотне шагов от лагеря – на развилке, где главный тоннель раздваивался, уводя один путь в сторону отвальных шахт, а другой – глубже, в неизвестное. Он расположился у каменного уступа, поставив рядом наготове связку факелов с системой быстрого зажигания – проверенное средство от крысюков, самострел с мешочками, набитыми солью – гроза слизней, и кирку – универсальный ответ на всё прочее. Охранник караванов вздыхал иногда с тоской, что империя запрещала поставлять в Крыгород нормальное оружие – мечи, копья, луки со стрелами. В любом случае, кирка была опасным оружием в умелых руках, а его руки без сомнения были умелыми в том, что касалось прикладывания силы к чьей-нибудь голове.

Аш приближался и, стараясь не нарушить тишину, негромко позвал:

– Я принёс тебе хлеб. Вормот велел передать, что скоро тебя сменят. День вроде прошёл спокойно… Скучаешь?

– Не нравится мне это, – тихо проговорил Баламут, не отрывая взгляда от тоннеля. Его голос был глух, как будто слова пришлось вырвать из глубины груди. – Инстинкты шепчут: что-то тут не так.

Аш нахмурился. Баламут, обычно весёлый, разговорчивый, с вечной ухмылкой в уголке рта, был непривычно молчалив. Он казался собранным до предела, как пружина, натянутая до скрипа. Ни намёка на хвастливую браваду – только сосредоточенность и что-то похожее на тревогу. Мальчик впервые увидел его таким и от этого стало не по себе.

– Что случилось? – спросил Аш с недоумением

– Ничего. – ответил Баламут. – Совсем ничего.

– Но это ведь… хорошо? – неуверенно предположил Аш.

Баламут медленно покачал головой.

– Нет, малыш. Это хуже всего. В Шахте всегда есть шум. Живые звуки: скрежет, отголоски кирок, писк, эхо, чужие шаги, что-то далёкое, но живое. А сейчас – пусто. Слышишь?

Аш замер. Он прислушался, затаив дыхание, стараясь уловить хоть малейший звук.

– Нет… тишина.

– Вот. – Баламут стиснул рукоять самострела. – И это ненормально. Шахта молчит – значит, затаилась. А когда она затаивается – значит, что-то идет наперекосяк. Просто мы этого ещё не знаем.

Он ненадолго замолчал, затем вздохнул:

– Спасибо, что принёс еду. Беги обратно. И поспи малыш. Все хорошо – я не дам тебя в обиду.

Аш вернулся к команде и рассказал о разговоре с Баламутом. Гниляк сразу же стал убеждать всех, что стражник просто устал. Ряба и, конечно, Доходяга напряглись и на всякий случай положили кирки рядом. Пеструшка быстро забыл об этом событии и, насвистывая мелодию, начал готовиться ко сну. Вормот молчал, но по его лицу было видно, что он в размышлениях. Они со Смирным ушли заменить Баламута на посту.

Аш решил закончить на сегодня. Он очень устал от сбора магкамня и с удовольствием лег в спальный мешок. Через минуту он уже отключился.

Опять этот кошмар…

Существуют сны, когда ты спишь, но понимаешь, что это не взаправду. В таком сне, если ты захотел покататься на коне, то, даже если ты не видел его вживую, он появляется и послушно подставляет тебе спину. Захотел попасть на ежегодную зимнюю ярмарку – и вот ты уже приближаешься по воздуху к городской площади, где проводится красочный праздник. Такие сны редки и приятны.