Поторговавшись с собой, она подтянула за ремень свою пеструю сумку и достала дырявый камешек на красной шелковой ленте. Подняла повыше и подставила левую ладонь, чтобы камень свободно качался над ней не выше, чем на полпяди.
– Ты, пустой, мудрым морем рожден, щедрым солнцем благословлен, рассвет мира видел, закат мира встретишь, все видел, все знаешь, все помнишь, – доверительно прошептала она. Камень откликнулся, потяжелел, закачался на шелковой ленте, соглашаясь с хвалой. Атка порадовалась, что в этот раз он оказался сговорчивее, чем обычно. А то библиотекарь смотрела без восторга на ее волшбу, и, если бы потребовалось хвалить пустой камень дольше, наверное, выставила бы из библиотеки. – Послушай, что спрошу, и ответь правдиво: получится у меня вызволить того, о ком думаю, из беды?
Камень сперва засомневался, кругом покрутился, а потом уверенно закивал. Получится, мол. Ежели не забоишься против Мары пойти, ее жениха увести, правильный путь ему указать.
А вот на этот счет у Атки уверенности-то и малой щепоти не набралось. Без внутренней уверенности и волшбы правильной не выйдет, одна муть – и ладно бы бессмысленная, а бывает и опасная. Она не стала больше спрашивать, обмотала теплый бок потяжелевшего камня шелковой лентой, погладила пальцем по макушке рядом с узелком и отправила в карман. Была у нее одна идея, кто мог бы погадать точнее. Платить, правда, придется, но это ничего, у Атки еще оставалось немного денег из тех, что прислали ей читатели.
Она сложила ноутбук в сумку и накинула ремень на плечо. Вежливо кивнула библиотекарше на прощание:
– До свидания, госпожа Кутецкая!
Эмма Кутецкая отложила формуляр и поманила ее пальцем. Пока Атка подходила, на круглом лице смотрительницы библиотечного зала расплывалась молодая улыбка, преображая уставшее от прожитых зим лицо.
– С юности такого гадания не видела, – заговорщическим шепотом призналась она, когда Атка подошла к ее письменному столу, больше похожему на низкую кафедру, чем, собственно, на стол. – На суженого гадала? Любит?
Любопытство ее было как потрескивающее, робкое пламя только что запаленной свечи. Чуть напусти на себя холод – Эмма сразу отстранится, будто и не спрашивала ничего. Атка не хотела обижать добрую женщину и смущенно кивнула. Даже улыбнулась, как и подобает девушке, застигнутой родителями за любовной ворожбой. Ей никогда не надоедала эта игра, и казаться совсем молоденькой и немного влюбленной было гораздо проще, чем неосторожно выдать подлинный возраст и объяснять потом.
– Тогда не теряй зря времени в библиотеке, – подмигнула Кутецкая. – Успеешь еще наработаться, а молодость всего один раз дается. Совет да любовь.
Атка неуверенно улыбнулась, чувствуя, как теплеют щеки. Но не оттого, что ей прочили скорое замужество, к такому она давно привыкла. Другие мысли заставляли ее отводить глаза, чтобы Кутецкая не увидела в них страх.
«Не теряй зря времени» – это неспроста ведь именно так прозвучало.
Именно сейчас, когда из головы не шел Макс Запольский. Красивый мужчина, даже очень, но от его красоты отчего-то тянуло тревогой, как ледяным сквозняком. Но все равно…
Вина перед человеком, который пусть и неосознанно, но очень вовремя просил о помощи, была на вкус как жгучее золото.
* * *
Атка не дожила бы до этого дня, если бы не умела прислушиваться к таким «удачно» прозвучавшим фразам и воспринимать их как мудрые советы. Она воображала себе, будто за существами Изнанки кто-то тоже незримо наблюдает и помогает тем, кто готов принять помощь, а не полагается только на себя… Над этой наивной верой в неведомые сущности «