Кто он такой, этот Макс Запольский, что самой Маре приглянулся?

Атка сама не заметила, как ее пальцы вслепую набрали на серебристой клавиатуре легкого ноутбука это имя. На сайте поисковика появилась его фотография, целая галерея его фотографий, надо сказать. Очень профессиональных, выгодно подчеркивающих и синие глаза, и волевой подбородок, и художественно растрепанные черные волосы. А еще выпали ссылки на агрегаторы резюме. Он искал работу и обновлял профили примерно полгода назад. Фотограф. Атка пролистала те работы, которые он отобрал сам для портфолио. Он много путешествовал по Центральному региону, но больше всего его волновали горы и мосты. Неудивительно, что он приехал в Восаград. Здесь самые красивые горы. И тот самый мост.

«Вот дурак!»

Атка, не жалея, захлопнула крышку ноутбука, чтобы больше не видеть ни ледяных глаз, ни мостов. Библиотекарь, невысокая седая женщина с уставшими глазами, вопросительно посмотрела на нее поверх серебристой оправы очков. Атка взгляд заметила и с извиняющимся видом сложила ладони, мол, не повторится больше.

«Хорошо бы он успел увидеть свои разлюбезные горы, прежде чем Мара возьмет его душу, – раздраженно подумала Атка, легонько постукивая пальцами по серебристой крышке. – И без того ходит вон, расцелованный темной королевой, не смотрит даже, куда идет».

Если верить резюме, Макс счастливо прожил двадцать пять зим в Столице, прежде чем оказался в Восаграде и у Мары в объятиях. И когда она только успела его выбрать среди всех мужчин, если он с автовокзала прямиком к берегине отправился, просить, чтобы верную дорогу указала? У автобуса караулила? Или в автобус на лесной границе зашла, и тогда?..

Ждала она его, что ли, если от его потертой джинсовки не столько теплым хлопком, сколько сырой землей пахнет? То никак не узнать, а у самой Мары не спросишь, с чего вдруг такая честь и такая торжественная встреча, будто суженый он ей, обещанный…

А может и впрямь…

Атка сжала кулак.

«Кто ты такая, берегиня Атка, чтобы Маре перечить? – спросила себя она, невидящим взглядом глядя сквозь стекло на улицу. – Выбрала королева себе нового мужа, так тому и быть. Думай позитивно. Зато зима будет мягкая, если Ночной двор славно свадьбу справит, и фотограф мужем добрым для царицы станет».

«Но он ведь просил, чтобы ты путь указала. Плату предлагал, да ты побоялась взять», – возразила дремлющая обычно Атка-из-прошлого, не церемонясь со своим приобретенным за века благоразумием.

Побоялась ли? Атка сама не понимала, почему оставила человека в опасности. Почему сбежала.

Рядом с ним тревожно ей было, будто что-то не так она делает. Будто нарушает неписанные правила, которые никто ей не растолковал. Но при этом сидеть в библиотеке и смотреть на его фотографии еще больнее было, чем рядом идти и взгляды его на себе ловить. Атка постоянно возвращалась мыслями к Максу, его глазам и улыбке, и думала, как он там, не попал ли еще под машину.

А может прямо в сию секунду где-то визжат тормоза, кричат испуганные люди, и ни в чем не повинный, замороченный Марой водитель обмирает от ужаса при мысли о том, что ему светит тюрьма?

Кем она будет, если оставит человека после того, как он просил ее помощи, по имени звал и плату предлагал? Берегиней ли? Или скорее мавкой-насмешницей, которая только притворяется доброй и помогающей, пока не заманит доверчивого путника в самую гиблую топь на потраву диким волкам?

Атка спрятала лицо в ладонях. Отвыкла она от этого всего, давно отвыкла. Да и не приходилось ей еще слышать, как обещанный Маре мужчина помощи просит. Никогда не искала она таких встреч, как и сестры ее. По крайней мере те, что живут и поныне. Прежде-то всякое бывало, но сейчас людей стало так много, что еще одна жизнь в обмен на мягкую зиму… Если сестры узнают, что Атка помыслила – не только помощи от них не дождешься, но и вдвое осторожнее придется быть.