Макса развеселило ее чистосердечное признание. Очаровательная непосредственность, какая-то даже детская, что ли. Атка нравилась ему все больше с каждой минутой, не только внешне, но и то, что она говорила. Хотелось слушать ее еще и еще. И Макс пошел ва-банк.

– Можно я угощу тебя кофе? Или чем положено угощать девушку, которую хотел спасти ценой своей жизни?

Спасенная ценой жизни девушка удивилась тому, что ее, оказывается, спасли.

– Ну тогда в благодарность за то, что указала путь к такому хорошему дому, – поправился Макс, ничуть не смущенный первым промахом. Его еще отец учил бить в то же место второй раз, если первый промазал мимо цели. Отец работал учителем истории, а все свободное время проводил в клубе лучников-любителей, а не то, что вы могли подумать.

– Я постараюсь приложить все силы к тому, чтобы ты не потеряла веру в человечество в моем лице, – усилил нажим Макс, видя замешательство Атки, но не понимая, почему она колеблется и переводит взгляд с колоннады на него и обратно. – Или у тебя дела?

– Да, дела! – Атка ухватилась за эту подсказку как за спасительный круг. Она даже выдохнула с облегчением и с признательностью взглянула на Макса. – Прости, мне правда нужно быть в другом месте сейчас.

Сказать, что ее торопливый и сбивчивый отказ расстроил Макса – значит не сказать ничего. Он будто получил внезапный удар под дых и разом потерял волю к продолжению осады. Картина маслом: «Прекрасная провинциалка поставила на место зарвавшегося столичного фотографа». Видел бы это Альфонс Линч! Макс даже не стал просить номер телефона – какой смысл, если она так наглядно стремилась отделаться от него? Он даже не стал смотреть ей вслед, просто зашел в кафе и сел за столик спиной к окну.

Потом он, конечно, пожалел. Когда доел ризотто и покончил со знаменитой восаградской золотистой пышкой. Сдвинул стул так, чтобы сидеть вполоборота к окну и смотреть на прогуливающихся по улице студенток – буквально через дорогу возвышался один из корпусов областного гуманитарного университета. Ни одна из студенток не была даже отдаленно похожа на девушку со странным именем Атка.

Макс открыл поисковик на телефоне и напечатал «Атка».

Полюбовался на фотографии заброшенного поселка в Отдаленной северной провинции. Зеленые холмы на фоне синих гор, а на первом плане живописные развалины прошлой эпохи, сквозь которые местами проросли деревья, – все это почему-то показалось ему замечательным дополнением образа барышни с зелеными глазами и танцующей походкой.

«Атка, имя что означает», – набрал Макс, когда фотографии брошенных посреди суровой красоты руин внезапно вызвали болезненную ассоциацию с тем, как девушка разрушила его глупые мечты о ежевечерних прогулках и, в отдаленной перспективе, совместной работы над возрождением веры в человечество.

Поисковик выдал ответы про кличку для собак, инфу про происхождение имен для Агаты и Агафьи, и Макс заблокировал экран, а потом раздраженно сунул телефон в карман. И без того было ясно, что такого имени не существует, а девушка просто придумала его, чтобы не называть настоящее.

Вот настолько он ей не понравился.

С самого начала.

Глава 2. Атка гадает и идет за советом

Макса Запольского не удавалось выбросить из головы.

Он засел глубоко, как рыболовный крючок, и мешал спокойно заниматься своими делами. Образ улыбчивого молодого мужчины с ледяными глазами саднил и кололся. Ну чисто репей в длинной косе – и не вынешь без слез, и так не оставишь, житья не даст.

Атка потянула из стороны в сторону кулон на цепочке, рассеянно прислушиваясь к мерному жужжанию подвески по ребристой поверхности, и задумчиво прикусила его, ощутив, как от чистого металла на языке разгорается тепло. Обережные печати требовалось носить по Договору, ночным созданиям – из лунного сребра, благим – из солнечного злата. Солнечное злато неплохо так припекало, но Атка ни разу не пожаловалась о том сестрам, потому что боялась услышать в ответ, что это только с ней так. В любом случае она давно привыкла и даже приспособила печать для своей пользы. Горячий вкус золота помогал собраться. Отрезвлял.