Макс смутился. Он был уверен, что попал в точку, и потому ее резкость обескуражила его. Не может такого быть, чтобы такая легкая стройная девушка, да вдобавок в такой юбке, не танцевала.

– Ты идешь такой походкой, будто танцуешь.

Макс спрятал неловкость за улыбкой. В последний момент он решил ничего не говорить про «такую юбку», хотя аргумент был убийственный, на его взгляд. И возразить на него было бы нечем.

В крайнем случае артистка драматического театра. Кстати, запросто. Макс насмотрелся на этот народ, и знал, что от них можно было ожидать и объятий с деревьями в парке, и поэтического речитатива про смерть, которая ходит за плечом.

Атка опустила глаза и одернула ткань, расправляя складки. Впрочем, надолго этого не хватило. Свежий ветер с горьковатым запахом свежескошенной травы по-хулигански раздул и растрепал невесомую полупрозрачную материю. Макс никак не мог вспомнить, как она называется. Вроде не шелк и точно не сатин. Макс хмыкнул. Мама бы наверняка обозвала его олухом лесным, если бы узнала, что он путается в определениях. Она работала художницей по костюмам и поэтому ходить с ней по магазинам с тканями и всякими пуговицами было сущим наказанием.

– Ладно, ты прав, я танцевала, – сменила гнев на милость Атка. – Раньше. Очень давно.

Она помолчала немного. Подошвы ее светлых балеток легонько постукивали по мостовой. Макс смотрел на ее ладонь и думал, стоит или не стоит взять ее за руку. Навстречу им неторопливо шли люди со светлыми лицами, какие можно увидеть только в никуда не спешащей провинции, где мало кто опаздывает и почти никто не гонится за лишними деньгами. Макс чувствовал себя почти счастливым столичным туристом в отпуске и уже грезил о том, как будет каждый день часами гулять по этим зеленым улочкам с самой красивой девушкой в мире. И тут Атка глянула на него искоса и вздохнула:

– Ты поразительно внимателен, Макс Запольский. Для человека, который шагнул под колеса у меня на глазах.

– Да подумаешь, с кем не бывает.

Можно подумать, она мама родная, а ему три года, чтобы за это отчитывать!

– Мы пришли, – объявила Атка и остановилась перед дверью кофейни, перед которой по южному обычаю стоял стенд с меню. Выдержанное в лаконичном стиле меню обещало не только двадцать видов кофе и сорок десертов, но и завтраки с обедами, что после восьми часов в междугороднем автобусе привлекало внимание гораздо сильнее.

– Значит, хорошее место? Часто тут бываешь?

Атка отчего-то смутилась. Заправила прядь волос за ухо, потупилась. Или вовсе не засмущалась, а наоборот. Макс безошибочно узнал хорошо знакомый насмешливый блеск в глазах, какой, бывало, вспыхивал у моделей, если он пробовал учить их, как встать и куда смотреть.

– Да, часто. Мне нравится этот дом с колоннадой.

Макс осмотрел колоннаду и нашел ее несколько потрепанной. От штукатурки местами живописно поотваливались куски. При том она была безбожно испорчена двухцветной серо-розовой окраской.

– М-м-м, довольно атмосферное место.

– Да, здесь особенная атмосфера. Этот дом построили во время войны с Третьей империей в середине прошлого века. На восточном фронте люди убивали друг друга, а в Восаграде жил человек, влюбленный в свою мечту, и искал возможности построить здесь жилой дом в классическом стиле. И нашел, как видишь, – сказала Атка, глядя на дом с колоннадой таким взглядом, будто провела в нем счастливое детство. А потом словно спохватилась, что выглядит слишком трогательно, и добавила с насмешливой улыбкой: – Здесь самое лучшее место для того, чтобы вернуть веру в то, что человечество в целом не безнадежно.