– Так. Быстро, двигай бочком к кабакам.
Толстяк не меняя позы, пошел к зданиям, когда как его друг прикрывался им подобно щиту.
– Я сказал стоять! – свирепел полицейский.
– Ты можешь быстрее?
– Я как бы толстый! Чтобы двигаться быстрее – мне нужно бочкой катиться.
– И ты считаешь это веским поводом для оправдания?
– Я считаю это веским поводом послать тебя.
Сильные толчки в спину, застоялый запах пота и ног, чей-то локоть врезался в затылок, мешок, свисавший с плеча одного верзилы вмазал в лицо, зубы акульих сапог то и дело топтали ноги, как повар в кусок сырого мяса.
«Хреновы дылды, когда же вы все помрете то уже?» – раздраженно думал Флин.
Пробившись ко входу трактира «Проглот-кашалот», Клинт направился внутрь, но ощутимый удар в бок перенаправил его прямиком в проулок левее.
– Ты затеряться хочешь или волчьего мака купить? – спросил Клинт. Флин молча продолжал вести толстяка.
Миновав кучи мусора и спящего моряка, они прошли глубже в проулок.
– Стоять, я сказал! – закричал догнавший полицейский.
Оба застыли на месте и развернулись. На них было направленно грозное лицо с красным отпечатком чьей-то ладони на лице и дуло дискового револьвера. Второй рукой полицейский вынул из-за ремня скрученную пожелтевшую бумагу.
– Гребаный свет… А ну вышли сюда!
Оба, выполняя приказ, начали медленно подходить ближе.
– Как только он отвернется, беги на него и выруби, – как можно тише и незаметнее объяснил Флин.
– С чего ты взял, что он отвернется?
– Один на двои…
– Рот закрой! – резко оборвал его полицейский. – Стоять! – он сверился с портретами на бумаге. Сделав два шага назад и стараясь не отводить взгляда, он отвернулся, чтобы позвать коллег.
С незаметного пинка Флина, толстяк сорвался с места, интенсивно набрав скорость и размахивая локтями, будто разгребая каменный завал, мгновенно добрался до цели. Он замахнулся массивным кулаком. Полицейский успел оглянуться. Эхо подхватило звук выстрела, вмиг поднявшийся к крышам. Тело с грохотом повалилось на груду ржавой жести. Густая кровь потекла по железу на землю.
ГЛАВА 2
«Три дня мертвой тишины в траншее. Все несказанные слова криво переносятся нами в последние записки. Капитан перестал кричать о долге перед Империей и заперся в экипаже. Хорошо, наверное, иметь тех, кому хочется о чем-то сказать. Я же пишу самой Талии, а Смерть так удачно станет моим гонцом. Забавно. Скоро сюда прибудет княжеское войско, и залп токовых пушек похоронит нас в этих ямах. Получается – мы сами вырыли себе могилы».
Одна из найденных записок погибших солдат в годы войны Тысячи искр.
Эхо топающих по металлу ног из тоннеля набирало громкость. Маркус поспешил поднял раскрытую с пола. Нелль же безмятежно разглядывал сваленные в глубине комнаты оборванные куски ткани и бумаги. Один за другим он поддевал их острием серпа, подносил ближе к лампе, утвердительно кивал, словно убеждаясь в том, что этот клочок действительно бесхозный, и аккуратно складывал в лежащую рядом горку.
– Кто может жить на глубине в полкилометра? – спрашивал у скелета Маркус. После падения и не самого героического крика горло резало изнутри, и всякое произнесенное слово давалось с трудом.
– Не знаю, друже, – не прекращая заниматься своим делом, отвечал Нелль. – Может кротлики?
– Кротлики?
– Угу. Зубастые такие, под землей живут. Проворные – много куда забраться могут, – Маркус задумался, оценивая его слова на реальность.
Эхо усиливалось, и вдобавок начало пугающе быстро множиться. Прозвучал возглас, отдаленно напомнивший капитанский приказ о начале атаки.
– Странные кротлики, друже, – с еле заметным сомнением ответил Нелль. Он поднялся, подошел к круглой двери и начал ковырять заржавевшие петли.