– Нормально. Но не нормально то, что эти переменные используются не для коррекции прогноза в лучшую сторону, а наоборот – для его ухудшения. Если пациент показывает низкую стрессоустойчивость, прогноз автоматически становится более пессимистичным. А потом этот пессимистичный прогноз сам становится источником стресса, который делает его еще более вероятным.

Елена почувствовала, как ее научная интуиция начинает складывать пазл.

– Самоисполняющееся пророчество…

– Именно. – Дина закрыла ноутбук. – Но это еще не все. Я подозреваю, что «Вердикт» знает об этом эффекте. В их внутренних документах есть упоминания о «психосоматическом факторе» и «эффекте ноцебо», но публично об этом молчат.

– Почему молчат?

Дина пожала плечами.

– Догадайтесь. «Прогноз» – это многомиллиардный бизнес. Страховые компании платят за диагностику, фармацевтические – за данные о потенциальных пациентах, правительства – за эпидемиологические прогнозы. Если выяснится, что их инструмент не просто предсказывает болезни, а ускоряет их развитие…

Она не договорила, но Елена поняла. Это был бы конец империи «Вердикт».

Союз Троих

Так сложился их неформальный союз. Врач, которая стала жертвой собственной системы. Психолог, который видел, как знание убивает души. И биоинформатик, которая понимала, как данные могут лгать.

Они начали встречаться раз в неделю, всегда в разных местах – кафе, парки, библиотеки. Обсуждали случаи, анализировали данные, строили теории. Каждый приносил кусочки мозаики.

Андрей – истории пациентов, документированные случаи конверсионных расстройств, динамику психологических изменений у «Знающих».

Дина – статистические аномалии, фрагменты кода, сравнительные данные по разным странам и регионам.

Елена – медицинскую экспертизу, понимание механизмов болезни, связи между стрессом и нейродегенерацией.

Постепенно складывалась картина, которая ужасала своей логичностью. «Прогноз» действительно предсказывал будущее – но при этом активно его формировал. Знание становилось вирусом, который заражал не только разум, но и тело.

– Нужны более убедительные доказательства, – сказала Елена на одной из встреч. – Что-то, что нельзя будет объяснить совпадением или «неправильной интерпретацией».

– Я работаю над этим, – ответила Дина. – Пытаюсь найти контрольную группу – людей с идентичными генетическими рисками, из которых одни прошли тест, а другие нет.

– А я документирую каждый случай психосоматических реакций, – добавил Андрей. – Веду подробные истории болезни, снимаю интервью с пациентами.

Елена кивнула. Но в глубине души она понимала: они играют с огнем. «Вердикт» не потерпит угрозы своей монополии на будущее. Рано или поздно их заметят.

И тогда начнется настоящая борьба.

Пока же они были просто тремя людьми, которые осмелились усомниться в истинности Оракула. Тремя союзниками в тени всемогущей корпорации, которая продавала знание как спасение, а получала контроль над жизнью и смертью.

Они еще не знали, что их подозрения – лишь верхушка айсберга. И что правда окажется еще страшнее их самых мрачных предположений.

Первые звоночки прозвенели в понедельник утром.

Елена шла по знакомому коридору клиники – белые стены, приглушенные звуки, запах антисептика, который когда-то казался ей символом порядка и контроля. Теперь он напоминал о хрупкости всего, во что она привыкла верить.

Секретарша у приемной, обычно дружелюбная Марина, избегала прямого взгляда.

– Доктор Соколова, вас просят к заведующему.

Голос был официальным. Холодным. Елена почувствовала знакомое напряжение в груди – то же, что испытывала каждое утро, просыпаясь с мыслью о своем диагнозе.