Елена почувствовала знакомый холодок в груди.

– Органических причин нет?

– Никаких. Полное обследование. Но ее тело… оно как будто репетирует будущее. Готовится к тому, что должно случиться через годы.

Они шли молча. Потом Андрей добавил:

– У меня есть статистика. Неофициальная. Среди «Знающих» частота конверсионных расстройств в тридцать раз выше нормы. Психогенная слепота, параличи, потеря речи… Массовые психосоматические реакции, которые точно копируют симптомы их будущих болезней.

– Вы это кому-нибудь докладывали?

Андрей горько усмехнулся.

– Докладывал. В «Вердикт», в Минздрав. Знаете, что мне ответили? Что это нормальная реакция на стресс. Что нужно просто лучше готовить пациентов к получению диагноза. А один консультант прямо сказал: «Доктор Морозов, может, вам стоит пересмотреть методы работы? Не вы ли внушаете пациентам эти симптомы?»

Елена узнавала знакомый почерк – систему, которая любую критику превращала в проблему критикующего.

– А вы… вы проходили тест?

– Нет. – Андрей покачал головой. – И не пройду. Я видел слишком много, чтобы верить, что знание будущего – благо.

Это было именно то, что нужно было услышать Елене. Человек, который работал в системе, но не был ее пленником.

Дина: Цифровой Археолог

Познакомиться с Диной Елена смогла благодаря Андрею. Оказалось, что молодая биоинформатик иногда консультировала его пациентов – помогала им понять, что означают их генетические тесты, какие есть экспериментальные методы лечения.

Дина Крылова, двадцать шесть лет, кандидат биологических наук со специализацией в области медицинской статистики и анализа больших данных. Работала в небольшой независимой лаборатории, которая занималась персонализированной медициной.

Встретились они в маленьком кафе в центре города. Дина выглядела именно так, как Елена представляла себе современных биоинформатиков – худенькая, с большими очками, в джинсах и свитере, с ноутбуком, который, казалось, был приращен к ее рукам.

– Я слышала о вашем исследовании, – сказала Дина без предисловий. – Андрей рассказал. И знаете что? Я уже давно подозреваю, что с данными «Вердикта» что-то не так.

Елена наклонилась ближе.

– В каком смысле?

Дина открыла ноутбук, показала экран, заполненный таблицами и графиками.

– Я занимаюсь мета-анализом данных по нейродегенеративным заболеваниям. Собираю информацию из разных источников – исследовательских центров, клиник, статистических служб. И есть одна странность.

Она указала на один из графиков.

– Смотрите. Вот статистика развития болезни Хантингтона в разных странах за последние десять лет. В странах, где «Прогноз» не используется или используется ограниченно, кривая развития болезни стабильна. А вот здесь… – палец переместился на другую линию, – в странах с массовым внедрением «Прогноза» – скачок. Заболеваемость растет, время от диагноза до симптомов сокращается, тяжесть течения увеличивается.

Елена смотрела на цифры, и у нее перехватывало дыхание.

– Это может быть простым совпадением?

– Может. Но есть еще кое-что. – Дина переключилась на другой файл. – Я попыталась получить доступ к сырым данным «Вердикта» – тем, на основе которых строится прогноз. Официально они закрыты коммерческой тайной. Но иногда случаются утечки…

Она показала фрагменты кода и таблицы данных.

– И знаете, что я обнаружила? В алгоритмах «Прогноза» есть переменные, которые учитывают не только генетические и физиологические параметры, но и… психологический профиль пациента. Его стрессоустойчивость, социальную поддержку, даже финансовое положение.

– Это нормально для медицинского прогноза.