– Рафаэль…

– Тсс.

Он прижал меня к стене.

– Я просто хочу снова тебя. Снова здесь. Снова так.

Он опустился на колени, раздвинул мне ноги, откинул юбку.

Я стояла босая, на грязной плитке. Моча и мескаль, граффити и дыхание ночи.

А он ел меня снова.

С жадностью, как будто хотел стереть мой день.

Губы скользили по моим складкам, по клитору, по внутренней поверхности бедра. Я была на грани – и орала. По-настоящему. С хрипом, с падением головы назад.

Он встал.

Член – тугой, мокрый от собственной слюны.

Он схватил меня за шею, прижал к стене, вошёл – резко, на всю длину.

Я застонала так, что где-то вдалеке лаяли собаки.

Он трахал меня стоя.

Как будто я шлюха. Как будто он платит – всем, чем может.

Он трахал меня сзади, держась за мою грудь.

Потом повернул, поднял на руки – и вонзился снова.

Ноги обвили его талию. Стена за спиной тёрла кожу, пальцы – выжимали бёдра.

Мы были в ритме Гвадалахары. Грязной. Шумной. Сладкой от греха.

– Я запомню твою плоть, – прошептал он мне в ухо. – Как запах после грозы.

– А я забуду твоё имя. Но не то, как ты трахался.

Мы рухнули на землю. Грязную.

Рафаэль сел, я – сверху. Каталась по нему, как по жеребцу.

Он хватал меня за зад, за волосы, за всё. Мы были безумны. Без остатка.

Я кончила дважды.

Он – один, но мощно. В меня.

Потом обнял.

Просто. Тихо. Без слов.

Город шумел за стенами.

Он вытирал мне лицо подолом своей рубашки.

И сказал:

– Ты останешься со мной ещё одну ночь?

– Только если ты снова трахнешь меня, как будто прощаешься.

– Я никогда не прощаюсь. Я оставляю отметки. Навсегда.

Он сказал это с усмешкой, и я не знала – это обещание или угроза.

Но знала одно: я не могу не остаться.

Мы сидели на плоской крыше старого дома. Под ногами – остывшая глина, в руках – бутылка мескаля, между нами – остатки разговора.

Он перебирал струны, играя тихо, не всерьёз, просто заполняя паузы.

Город шумел внизу: машины, псы, пьяные крики. Всё было дико и живо. Как мы.

– Почему ты играешь? – спросила я.

– Потому что не умею говорить.

Я усмехнулась.

– Но со мной ты говоришь.

– С тобой – да. Потому что ты тоже без слов. Только кожа. Только взгляд.

– А ты что читаешь по моей коже?

– Грусть. Но не такую, которая ноет. А ту, что горит.

Он взял меня за руку. Пальцы у него были грубые, но уверенные.

– Ты ведь не просто путешествуешь. Ты бежишь.

– Может.

– От кого?

– От себя.

Я ожидала реакции. Вопроса. Шутки. Но он только кивнул.

– Я тоже. – он протянул мне гитару. – Хочешь попробовать?

– Не умею.

– Всё умеешь, если чувствуешь. Музыка – как секс. Главное – быть в ритме.

Я приложила пальцы к струнам. Он обнял меня сзади, положив ладони на мои.

– Вот так.

– Так?

– Угу. Но вместо аккорда – ты. И я.

И он целовал меня в шею.

Губами, языком. Медленно. До дрожи.

Я откинулась на него, как будто была настроенным инструментом.

Он наигрывал меня.

И я снова поняла: он ведёт, я отдаюсь. Без защиты.

Потому что, чёрт возьми, иногда просто нужно сгореть.

Он уложил меня на крышу.

Рубашка распахнута.

Я без белья.

– Трахни меня, Рафаэль, – сказала я хрипло. – Как в последний раз.

– А если это правда последний?

Я не ответила.

Он встал на колени, снял штаны.

И вошёл в меня, как нож в спелую грушу.

Медленно.

Жёстко.

С натиском, который говорит: «Ты моя. Сейчас. Вся»

Он трахал меня на фоне звёзд.

Город гудел под нами, как старая акустика.

Он стонал – низко, басом, у самого уха.

Я отвечала: выдохами, царапинами, ногтями в его спине.

Я гладила его грудь, кусала плечо, впивалась в губы.

Он поднимал меня, поворачивал, ставил на четвереньки, входил снова.

Без слов. Только кожа, жар и звук тел.

Мы занимались любовью так, как делают это перед смертью.