Он кончил в меня. Или рядом. Не помню.

Я потеряла сознание через минуту.

Он подхватил меня, как барабан. И понёс.

– Ты не издалека, – сказал он. – Ты отсюда. Просто раньше не знала.

Я проснулась в комнате без дверей.

Только проём в бетонной стене, через который лился свет.

Рафаэль сидел у окна, играл на гитаре – как на мне, как будто я всё ещё была под ним. Аккорды были не про любовь. Они были про выживание.

Я лежала на тонком матрасе. Подо мной – плед. На мне – синяки, запах текилы, след от его зубов на ключице.

– Ты играешь, как будто молишься, – сказала я, не открывая глаз.

– Ты стонала, как будто умерла.

– Может, я умерла.

– И воскресла. На юге. В Гвадалахаре.

Он отложил гитару. Встал. Подошёл. И лёг рядом. Мы смотрели в потолок.

– Почему ты вчера сказал, что я отсюда?

Он не ответил сразу. Потом потянулся к пачке сигарет, закурил, затянулся – и дал мне.

– Потому что ты не туристка, – выдохнул он. – Ты не ищешь безопасность. Ты не боишься запахов. Ты идёшь к огню, а не от него.

– Я устала бояться.

– Тогда ты пришла в нужный город. Здесь никто не боится. Здесь или любят, или убивают. Иногда – одновременно.

Он посмотрел на меня, как в первый раз. Не глазами. Телом. Всё в нём снова захотело меня – я это почувствовала кожей.

И, кажется, я тоже. Потому что лежать рядом с Рафаэлем и не трахаться – это как пить мескаль и не заедать солью.

Он не спросил. Просто повернул меня на живот.

Медленно, почти бережно. А потом – дёрнул за бёдра и раздвинул ноги.

– Я снова хочу услышать, как ты исчезаешь.

Я исчезала.

С каждым толчком – в пол, в жар, в себя. Его член входил в меня так, будто пытался вытащить наружу всё, что я зажала в себе за последние годы. Он бился обо мне, как ритм, как город, как улицы, по которым мне было уже всё равно идти или не идти.

Он не трахал – он насаживал. Как на шампур.

Я стонала, как в полупустом храме. Не от грязи – от очищения.

Рафаэль держал меня за волосы, за шею, вжимал лицом в матрас, пока я не потеряла счёт движениям.

Я орала. Я плакала. Я текла.

И он замер.

– Посмотри на меня, – сказал он, вытащив член. – Я хочу видеть, как ты кончаешь.

Я перевернулась. Лежала на спине, дрожала. Он встал на колени между моих ног. Плюнул на пальцы – и начал тереть мой клитор, быстро, чётко, в ритме города.

Я взорвалась. Так, что матрас подо мной промок. Так, что тело больше не принадлежало мне.

Рафаэль лёг рядом.

– Останься на пару дней.

– А потом?

– А потом ты снова будешь издалека. Но я всё равно буду знать – ты отсюда.

Я ушла утром. Невыспанная, всклокоченная, с ссадинами между ног, с мятой рубашкой Рафаэля на теле.

Гвадалахара пекла.

Вонь рыночных улиц, старые лепнины, горячая плитка под ногами. Женщины с разрезами до бедра, мужчины с глазами, как у волков. Всё пульсировало. Всё было похоже на секс.

Я зашла в кафе, заказала кофе и лимонную воду. Хотела забыть.

Не Рафаэля – себя с ним.

Такую открытую, мокрую, послушную. Такую, что смотрит в зеркало и видит не лицо, а след от его ладони на шее.

Я бродила весь день.

По рынкам. По старым площадям. По дворам, где играли дети, и по лавкам, где продавали ножи.

Я хотела стереть вкус его пальцев изо рта.

Не смогла.

И ближе к полуночи я услышала.

Гитару.

Рафаэля.

Где-то между баром и чердаком, где пьют стоя, курят марихуану, вываливаются из окон.

Он пел, хрипло, на грани голоса. Я не поняла слов. Но тело вспомнило ритм.

Я стояла в темноте, у стены. И тогда он сказал, не оглядываясь:

– Я знал, что ты не уедешь.

Я подошла. Молча.

Он взял меня за запястье, повёл в переулок – тот самый, где стены облуплены, мусор под ногами, и пахнет спермой, табаком и жаром.