– Зоря! Жди меня! Я обязательно вернусь!

Зорька утирала слезы на щеках и долго махала рукой вслед колонне, тающей в конце улицы.

Домой шли не торопясь. Каждая молчала о своём. Зоря корила себя, что не нашла правильных слов, что не рассказала о своём чувстве, которое зародилось ещё в деревне, когда они были совсем ещё детьми, которое не прошло, а только притихло на время, чтобы вспыхнуть с новой силой при встрече. И как это несправедливо – встретиться спустя годы и вновь расстаться. Райка радовалась за сестру. Помнила, как та плакала в подушку, когда папка забирал всю семью в Москву, не дав попрощаться, а они с Семёном встретились здесь. Какие они красивые и счастливые! Она завидовала сестре, уж больно Семён был хорош. Высокий, стройный, сильный. И любит. Её фантазии разгулялись не на шутку.

– Ну и что, что старше меня? Подумаешь, всего на девять лет. Ой, что это я? Он же Зорьку любит.

Она украдкой посмотрела на сестру – не догадалась ли, не прочла ли по глазам крамольные мысли?..

* * *

Вскоре от Семёна пришла долгожданная весточка. Герасим не сразу отдал Зорьке серый листок, свёрнутый треугольником, заставил поплясать. Она читала письмо, а вся семья собралась за столом и выжидающе глядела на трясущиеся руки, на горящие глаза и счастливое лицо. Первой подала голос Варвара:

– Что пишет? Не томи, дочка.

– Мать, погодь, она сама не своя щас, – усмехнулся Герасим, – вишь, как светится.

Райка пыталась заглянуть в листок, но сестра прижала его к груди. Немного пришла в себя, продолжая улыбаться и никого не видя. Только одно поняла из написанного: жив её Сёмушка, жив родной! Прочитала второй раз.

Варваре не терпелось:

– Ну? Не томи, рассказывай.

– Всё хорошо. Ещё не на передовой, – рассказывала Зоря. – Пока окапываются, готовятся встретить врага и бить нещадно. Всем передаёт большой привет. Желает здравствовать.

– И всё? – удивилась Райка.

– Для тебя – да! – отрезала сестра, пряча треугольник под подушкой. – Остальное тебя не касается. Это личное.

* * *

С истребительным батальоном, сформированным в 270-ой московской школе, Семён попал в 13-ую Ростокинскую дивизию народного ополчения. Времени на обучение военным и тактическим навыкам катастрофически не хватало, но все горели одним желанием – задержать врага, остановить стремительное наступление на Москву.

По приказу Верховного Главнокомандования 26 сентября дивизию преобразовали в 140-ую стрелковую дивизию и включили в состав регулярных войск. В начале октября заняли позицию Северо-Западнее Вязьмы, где вступили в бой с основными силами 3-й танковой группы армий «Центр». Немцам удалось 7 октября замкнуть кольцо, и в Вяземском котле оказались четыре советских армии Западного и Резервного фронтов. В течение недели, уже в окружении, дивизия на своём участке сдерживала наступление фашистских войск. Вчерашние студенты и учителя, музыканты и художники, рабочие и служащие сделали всё, что было в их силах, чтобы остановить врага.

К вечеру 12 октября командование приказало сжечь машины, взорвать пушки и неизрасходованные снаряды, и каждой дивизии выходить из окружения самостоятельно, после чего сложило с себя полномочия. Начался хаос.

Семён брёл с остатками взвода, среди таких же замерзших и голодных солдат, оставшихся без командиров, по Смоленскому шоссе на восток. Не побеждённая, не сдавшаяся врагу армия превратилась в толпу. По колонне ветром пронеслась весть – какой-то полковник сказал, что фронт прорван, что надо уходить по просёлку левее шоссе и там можно вырваться из окружения. Люди воспряли и ринулись влево, не разбирая дороги. Уже промерзшая земля была довольно ровной. Кавалерия перешла на галоп. Пехота прибавила шаг. Кто-то побежал – и разом хлынуло людское море. Всеми овладело только одно желание – вперёд! Несмотря ни на что, не жалея себя – вперёд! Вдруг с правой стороны, где виднелись крыши деревеньки, просвистела и разорвалась мина. За ней вторая, третья. Собачим лаем залились пулемёты, затрещали автоматы. Голова колонны замерла на миг, повернула и понеслась назад, оставляя в чистом поле тела погибших и раненых. Семён бежал. Он не знал, куда и зачем, просто бежал со всеми вместе. Холод и голод, разрывы и свист пуль парализовали волю. Спина впереди бегущего танкиста в черном комбинезоне стала путеводной звездой в этой смертельной гонке. Вспышка, грохот. Ударная волна опрокинула Семёна на землю…