Каждое его слово падало на рану, как бальзам, и одновременно разжигало внутри адское пламя. Его близость была невыносима и желанна одновременно. Она видела линию его скулы, тень ресниц, как бьется пульс у него на шее, в том месте, где расстегнут воротник рубашки. Ее взгляд скользнул ниже, на его грудь под тонкой тканью рубашки, на сильные предплечья, на руки… Она представила, как эти руки обнимают ее, прижимают к этой груди, как его губы… «Нет! Прекрати! Это же он! Учитель!» – внутренний крик был полон ужаса и стыда. Но тело не слушалось. Внутри все дрожало от напряжения, как натянутая струна. Между ног пульсировало, тепло разливалось по низу живота, заставляя ее невольно сжать бедра. Она чувствовала каждую его молекулу в воздухе, каждый вздох. Ее собственная кожа горела, будто касалась раскаленного металла. Она хотела вскочить и убежать, и в то же время хотела прижаться к нему, уткнуться лицом в его шею, вдохнуть его глубже, раствориться…

«Спасибо… Алексей Сергеевич, – прошептала она, отчаянно пытаясь взять себя в руки. Голос дрожал, но она смотрела ему прямо в глаза, утопая в их глубине. – Я… я просто устала. Пойду, пожалуй…»

Он кивнул, не настаивая. «Хорошо. Не перегружай себя. И помни о моих словах». Он встал. Его движение было плавным, мощным. Анна встала тоже, чувствуя, как подкашиваются ноги. Она собрала книги, ее пальцы дрожали. Когда она проходила мимо него к двери, расстояние между ними сократилось до нескольких сантиметров. Она снова вдохнула его запах – теперь уже смешанный с теплом его тела. Волна головокружительного, почти болезненного желания накатила на нее, затуманив сознание. Она почувствовала, как ее грудь, под тонкой блузкой школьной формы, напряглась, соски затвердели, будто от холода, хотя в классе было душно. «Он видит? Чувствует? Боже, пусть не видит…»

«До свидания, Анна, – его голос прозвучал у нее над ухом, тихо, почти интимно.

«Д-до свидания…» – она выскочила в коридор, не оглядываясь, и побежала, не разбирая пути, пока не уперлась в холодную стену в дальнем углу возле пожарного выхода. Сердце колотилось так, что казалось, вырвется из груди. Тело дрожало мелкой дрожью. Между ног было влажно и жарко, пульсация не унималась. Стыд за свои физические реакции смешивался с дикой эйфорией. Он заметил! Он увидел, что ей плохо! Он заботился! Не как учитель об ученике, а как… человек о человеке? В его глазах не было отвращения. Только эта глубокая, спокойная забота.

«Он не безразличен… – прошептала она про себя, прижимая ладони к пылающим щекам, пытаясь унять дрожь в ногах. – Он видит меня. Настоящую. Даже такую… раздавленную». И это осознание, эта крошечная искра внимания в кромешной тьме ее унижения, зажгли внутри новый, пугающий и невероятно сладкий огонь. Ее чувства не умерли. Они были изранены, придавлены насмешками, но они были живы. И эта встреча, эта опасная близость, эти пробудившиеся в ее теле дикие, незнакомые ощущения – все это слилось в одно: Он не безразличен. И этого было достаточно, чтобы мир снова закружился, но теперь не в пропасть стыда, а в вихре запретного, невероятно опасного и бесконечно желанного чувства. Она чувствовала себя одновременно грязной и очищенной, виноватой и оправданной, слабой и невероятно сильной от этой вспышки желания. И понимала, что сопротивление бесполезно. Буря внутри нее только начиналась.

Глава 5: Неожиданное открытие: Когда молния бьет в учителя

Урок физики. Тема – закон Ома. Алексей Сергеевич Орлов стоял у доски, мел скрипел по поверхности, выписывая формулы. В классе витала привычная смесь сосредоточенности, скуки и легкого шума. Он чувствовал себя уверенно, в своей стихии. Физика была его убежищем, миром ясных законов и предсказуемых результатов – полной противоположностью сложностям человеческих отношений, которые он обычно старался обходить стороной.