Он сидел в тесном кресле, слегка откинувшись назад. Лицо было затемнено полутенью, освещаемое лишь колеблющимся светом индикаторов. Слева разместился пилот Дрейс, молчаливый технарь с лицом механического хищника. Справа, в соседнем кресле, маячила беспокойная фигура связиста – того самого юноши, имя которого Рафаэль уже забыл. Это было сейчас совершенно неважно. Но он запомнил главное: страх в его глазах, когда давление прыгнуло на треть в момент входа в нижние слои атмосферы.

– Проклятое место, – пробормотал пилот. – Здесь всё либо плавится, либо навсегда исчезает.

Рафаэль не ответил. Его пальцы машинально сжались на ремне. В этот момент в памяти всплыло лицо Марины на фоне багровых марсианских колоннад. Марина улыбается, указывая на трещину в песчаной плите. Она как-то сказала: "Истории дышат. Просто слушай".

Рафаэль прищурился.

"Если ты была права, Марина, – я сейчас на самой границе её дыхания."

Батискаф содрогнулся. Раздался скрежет – как будто тысяча игл прошлись по обшивке. Индикаторы на мгновение мигнули. Всплеск электростатики срезал внешний контакт, и в наушниках на секунду возникла полная тишина. Ни слова с орбиты до них не доходило. Ни даже эха.

– Что это было? – выдохнул связист дрожащим голосом. Он схватился за подлокотник, словно тот мог его спасти. – Мы должны немедленно подняться!

– Спокойно, – сказал Рафаэль. Тон его был ровным и невероятно спокойным. – Ты здесь не для того, чтобы паниковать.

– Мы не знаем, что это! Мы даже не знаем, что за сигналы были на спектральном приемнике! Может, это… может, это вообще живая форма!

Рафаэль обернулся. Его голос стал жёстче:

– Если оно живое, тем интереснее. Сосредоточься лучше на приборах. Займи мозг работай и думай, а не кричи на весь батискаф.

Юноша прикусил губу и откинулся в кресло. Его глаза теперь не отрывались от монитора.

В этот момент приборы словно сбесились.

– Зафиксирована аномалия, – прошептал пилот. – Четыре спектра. Инфракрасный, ультрафиолет, электромагнитный и… что это?

На центральном экране появилось нечто. В пелене, в просвете между двумя грозовыми слоями, вспыхнула полусфера. Тёмная, идеально гладкая, будто из стекла. Она появилась буквально на долю секунды и потом исчезла.

– Вот он, – прошептал Рафаэль. – Купол.

Батискаф входил в кратер. Давление возрастало. Иллюминаторы мерцали. Снова затрясло корпус аппарата.

Но Рафаэль больше не замечал ни шума, ни вспышек. Перед его внутренним взором вновь встала Марина, и её голос эхом звучал в черепе:

"История дышит. Просто слушай."

Он смотрел вниз, туда, где старая Венера хранила свою правду – под слоями серной бури, под пеплом миллиардолетних ветров.

"Охотник-9" опустился с едва уловимым толчком. Тонкие стабилизаторы зацепились за вязкую поверхность, оставляя за собой хлюпающий след. Рафаэль слышал, как за бортом шипит – возможно, испарения от внутреннего жара машины или сама Венера пробовала их на вкус. Привычного воздуха тут, естественно, не было – только кислотный пар, вязкий, как сгусток тягостного сна, и такой же тяжёлый.

Рафаль вышел первым. Скафандр отозвался легким стоном гидравлики, искажённым через внутренний канал связи. За ним последовали остальные – пилот, молчаливый и уверенный, связист-юнец, сжавшийся под тяжестью аппарата, один из биологов и инженер Гайо, тяжёлый и мощный, как домкрат, с множеством приборов, свисающих с пояса.

Под ногами – нечто среднее между грязью и стеклом. Почва подрагивала при каждом шаге, пружинила. Всё было цвета обугленного янтаря, но без тёплого блеска: только холодное отражение чего-то давнего, выжженного.