Оно не было его. Не Рафаэля.

Высокие скулы. Глубокие, немного удлинённые глаза, в которых отражались занавеси. Тонкий рот. Волосы – длинные, собранные в плотный жгут. Шрамы, больше похожие на узоры, пересекали висок и шею. И взгляд, который не отражал страха, а только глубокую память.

И тут в его голове раздалось имя. Не голосом, не языком, а просто знанием, которое было всегда при нем, но таилось до этого времени в глубине сознания.

"Т’Шад."

Как будто кто-то в тех же глубинах сознания поставил точку и сказал: "вот, кто ты теперь".

Рафаэль попытался сопротивляться, удержать прежнее "я", но это было похоже на удержание дыхания – инстинкт требовал отпустить и сделать вдох.

На нём была одежда – тонкая, как плёнка, сплетённая из металлосодержащего волокна. Она прилегала к телу, меняя оттенок при каждом движении – от тёмно-серого до переливающегося синего. По груди шла тонкая полоса символов – не обычное украшение, а, возможно, обозначение роли. Или касты. Или его функции.

Он сидел в странной тишине, где присутствовали только звук воды, только его дыхание.

За завесами послышалось движение. Раздался звук мягких шагов, словно кто-то проходил мимо. Что ж, по крайней мере он не один в этом необычном мире.

Рафаэль – Т’Шад – сделал первый глубокий и спокойный вдох новой жизни.

Шаг за шагом он поднимался по влажному каменному настилу, выходя из комнаты, где находился резервуар. С каждой ступенью воздух становился ярче, гуще, насыщеннее. Завеса колебалась позади, отражая бледные огни внутри, и мягко закрылась, словно ткань с вшитой памятью.

Он оказался в галерее, ведущей к открытому пространству. Просторные арки, перетекающие одна в другую, были не вырезаны, а как будто выращены из полированного материала, переливающегося синим и серым. Окна были похожи на раскрытые лепестки цветов – полупрозрачные, текучей формы, мягко пропускающие свет.

Рафаэль… Т’Шад… вышел на балкон. И остановился пораженный видом.

Перед ним простирался океан совершенно не похожий на земной. Вода была тягучей, с лёгким отливом меди, и в ней отражались три луны, висящие в бледно-синем небе. Солнце было крупнее, чем он помнил, и его свет был белым с золотым – почти осязаемым.

Скалы, обрамлявшие берег, были покрыты плотным, мшистым налётом, переливающимся как слюда. Волны мягко разбивались о камень, испуская аромат соли и чего-то древнего – запах времени, о котором никто уже не вспоминал.

Комплекс, частью которого был этот балкон, не имел прямых линий. Стены стекали, переходили в колонны, те – в потолки, и всё это словно дышало, как будто здание существовало не как замершая архитектурная форма, а живой организм. Поверхность камня отливала перламутром, и в его глубине скользили узоры, словно растущие изнутри.

Слева, из другой арки, появилась женщина.

Высокая, с чётко очерченными чертами. Волосы собраны в узел, украшенный металлическими нитями. Кожа её была цвета утреннего золота. Она остановилась, глядя на него, и глаза её прищурились с лёгкой тревогой.

– Т’Шад… – произнесла она, как будто имя должно было объяснить всё.

Он посмотрел на неё. Внутри что-то дёрнулось: не воспоминание, но как бы их эхо. Отголосок чего-то едва узнанного.

– Ты… – начал он, но слова вырвались на языке, который он не знал и при этом все же понимал.

Она подошла ближе, коснулась его руки. В её взгляде было сочувствие.

– Ты долго был в резервуаре, – сказала она. – Я говорила, что подводный переход может оставить след. Но ты словно… не здесь. Как будто ты… – она замолчала, беспокойно всматриваясь в его лицо. – В тебе что-то изменилось.