Замечая сомнения в лице мужчины, мальчики положительно закивали головой и отец ребёнка, знавший и близнецов и кузнеца, скоро запустил гостей в дом.
Сквозь сумрак комнаты разносился нескончаемый плач – пронзительный, надрывающий душу звук, будто тонкие нити тишины разрывались одна за другой. Этот крик резал уши, пробирал до самого сердца, оставляя горький след боли и отчаяния. Однако детский голос был не единственным эхом страдания в доме.
Угол возле потрескивающей печи приютил женщину, чьи заплаканные глаза словно хранили всю скорбь мира. Она тщетно пыталась спрятаться от всевидящего взгляда Кота, прижимая руки к лицу, пытаясь удержать расползающиеся края собственного горя. Рядом неподвижной статуей стояла старуха, сгорбленная годами и бедами, уткнувшая свое морщинистое лицо в ладони, чтобы слезы бессилия оставались невидимыми никому, кроме себя самой.
Отложив гусли, Кот мягко опустился на четыре лапы и, задрав хвост, в один прыжок оказался на кроватке малыша. Баюн несколько минут, осторожно перешагивая малыша, ходил по лежанке, заглядывая то под неё, то вставал на стену, тыча носом в брёвна. В концовке Кот бесшумно спрыгнул вниз и, усевшись перед кроватью, прижал гусли к белому брюху.
Кот Баюн степенно шевелил лапками, точно бы проверяя остроту когтей о незримую дощечку. Те, кто находился в тот час дома, ощутили, как от жёлтого пламени его взора потёк волшебный золотой дымок, медленно растекаясь повсюду вокруг – прозрачный и едва уловимый, он мягко окутывал комнату своим невесомым покрывалом. Нежная пелена ласкала стены, плавила углы, лениво обвивала потолок тонкими кружевами и тихо стелилась пушистым ковром по гладкому полу.
И вот вдруг дом наполнился дивной музыкой, такой чарующей и нежной, какой ещё никто нигде не слышал. Голос Кота лился сладко, шелестяще и мерцающе, подобно серебристому звону крошечных хрустальных колокольцев, качающихся на лёгком ветерке летней ночи.
Мелодия струилась мягким потоком, проникая в каждый уголок дома, словно теплая волна, нежно согревающая сердце и умиротворяя душу. Она вела слушателя прочь от повседневности, увлекала в волшебный мир, где боль, войны и болезни исчезали навсегда. Там зеленели вековые леса, наполненные ароматом хвои и свежестью прохладной росы, там весело щебетали певчие птицы, попивая хрустальную влагу прозрачных горных родников.
Стены жилища постепенно растворялись, уступая место бескрайнему ночному небу, сверкающему россыпями ярких звёзд. Тёплый ветерок мягко касался лица, колыхая пряди волос, приветствуя каждого гостя своего мира. Над головой медленно кружились звёзды, оставляя после себя серебристо-голубые следы, похожие на лёгкий танец светлячков. Где-то далеко впереди слышалось низкое рокочущее эхо могучего водопада, неумолимо извергающегося в таинственную глубину. Пронзительные голоса невидимых существ отзывались тревожащими аккордами мелодии, будто звуки древней арфы, вторящие музыке самого пространства.
Среди неба величественно парили громадные летающие существа, похожие на китов с крыльями, издававших грустные протяжные трели, навевавшие щемящую грусть и сладкую меланхолию. А внизу плавали бесчисленные корабли, чьи белые паруса трепетали в такт движению волн, отражаясь серебрящимся светом звёзд. Волны поднимали их вверх, отправляя в бесконечное путешествие меж небесных тел, влекомое песней, подобной молитве, пробуждающей чувства восторга и покоя одновременно.
И над всеми этими чудесами звучал тревожный голос Кота-Баюна, чьё исполнение навевало неприятные ощущения: тревогу и страх…
«Эй, слушайте сказ мой старинный!