Теперь Кот сидел за столом на табуретке в уютной избе братьев, наслаждаясь ароматными оладушками, которые приготовила для них добрая соседка Февронья. Она поставила блюдо на стол, ещё дымящееся, и, украдкой бросив взгляд на чёрного Кота с глазами цвета янтаря, поспешила вернуться домой.

Уже четвёртую ночь её крошечный внук, едва научившись лепетать, заливался слезами и кричал до самого рассвета, доводя всех вокруг до отчаяния. Когда пришла Серая Ведьма по просьбе Февроньи, она сказала, что причина страданий ребёнка – Ты́рта, злобное существо, притаившееся под кроватью. Никакое обычное оружие не могло поразить эту Нечисть. Лишь тишина могла одолеть её, но какой покой мог быть, когда малыш постоянно вскрикивал от страха? Стоит ребёнку задремать, как Тырта выползал из своего укрытия, пугая его своим отвратительным обликом, заставляя снова биться в истерике. Мало кто из смертных мог увидеть это чудовище, да и детям оно открывалось лишь в самые мрачные часы ночи.

Дожёвывая последние ароматные оладушки, кот Баюн повернул голову к мальчишкам, сидящим вокруг стола, и настороженно прислушался к их рассказу – истории столь зловещей и таинственной, будто сама ночь сошла с небес и замерла рядом, слушая вместе с ним про ребёнка, чей жалобный голос разносился над заброшенными садами. Слушая рассказы ребятишек, Баюн медленно поднял свою пушистую лапу и лениво начал приводить её в порядок языком, готовясь принять решение, важное для всей деревни.

– О, милые мои друзья! – сладко пропел Кот, плавно вытягивая слова одно за другим, словно шелковистую нить. – Не существует дела легче и приятнее, нежели возврат спокойствия туда, где уже поселились тревога да смута… Только укажите мне путь к дому с ребёнком, откройте дверь к той комнате, откуда звонкий детский плач, подобно колоколу тревоги, сотрясает воздух тихого селенья нашего.

***

Солнце медленно опускалось за тёмную гряду гор, уставшее бороться с заволакивающими тучами, оставляя за собой угасающий отблеск багряного света. Тяжёлые свинцовые облака снова тяжело нависли над деревней, придавливая своими шероховатыми краями старые, потемневшие от времени серые крыши домов. Вскоре воздух сотрясла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь шёпотом первых капель холодного дождя – мелкого, нудного и пробирающего до костей.

Кот, морщась и недовольствуя своим положением, осторожно ступал по мокрым камням узкой улочки, аккуратно вытирая каждую лапу, едва касаясь земли, чтобы избавиться от неприятной влаги. Он двигался величественно, непринуждённо перебирая задними конечностями, держа туловище прямо и высоко подняв голову, каждый раз поправляя на плече кожаный ремень гуслей.

И вдруг вечернюю сырость прорезал отчаянный, душераздирающий детский плач, пронёсшийся из старого деревянного дома с крохотными окнами-щёлочками, спрятанного среди заросших дворов и заброшенных садов.

Подойдя к ним, Любомир осторожно постучал в одно из них. Сразу же, раздвинув штору, к мальчикам высунулась бородатая голова. Это был отец беспокойного ребёнка. Сейчас его вид ничем не отличался от какого-нибудь Нечистого: воспалённые глаза, красные, как маки; серое осунувшееся лицо, бледное, словно праздничная скатерть; взъерошенные волосы, давно не видавшие гребня. От увиденного Баюн даже отпрянул назад, испуганно мяукнув: “Тырта!”, но через мгновение, виновато озираясь, исправился:

– Откройте, дверь дома своего, милостивый хозяин! Сердцем чую – терзают вас печали несчётные, да тяжкий груз забот душою тяготит. Откройте дверь настежь, позвольте мне переступить порог ваш скромный, ибо ведаю я истинную причину невзгод ваших. Пусть мой голос тихий раздастся под сводами жилища, дарует покой сердцу вашему.