В один из субботних вечеров Леша вернулся в свое общежитие на последнем автобусе – гостил у очников. Постучав в окно и выслушав выговор узнавшей его дежурной бабушки, вошел в холл общаги и остолбенел. Пол в холле был залит кровью. Кое-где даже сгустками. Возле стола дежурной горничной лежат четверо то ли мужиков, то ли парней. Вроде, дышат. Разбитое стекло из шкафа в холле собирает в совок Клава и плачет.

– Что здесь произошло? – Алексей обратился к дежурной.

– Так че? Эти-то вон, забрали шапку у Саши с девятой комнаты. Он-то с ребятами нашел их в поселке, и побили-то они их. Шапку свою-то забрали, а те, напившись вина, приехали сюда разбираться. И вот-те-на: лежат-то, как мертвые! А кровищи-то! Вот, ждем милицию. Клавка-то позвонила…

Алексей быстро поднялся наверх в девятую. Ребята сидят за столом, тихо пьют водку.

– Мужики! Вы че вино-то хлещите? – затараторил Леша, – к нам милиция едет!

– Ну и че?

– Так из института попрут. Как нас летом!

– Ну и че?

– Как че?! Хорош пить-то, мужики! Идите в умывальник, мойтесь. Я буду с милицией говорить, если эти еще живые.

– А чем им! Живые! До утра оклемаются.

В это время в замерзшем окне замелькали разноцветные огни милицейской мигалки. Леша опустился вниз, растолкав мужиков по комнатам. Втроем сошли вниз по скрипучей лестнице, склонились над спящими окровавленными «бойцами», пытаясь привести их в чувство.

– Стоять всем на месте! – с порога заорал старшина в тулупе, – всем на месте! Документы к осмотру! Кто комендант?

– Я, – Клава устало глянула на протолкнувшихся в двери еще троих милиционеров, но уже в шинелях, – я комендант общежития.

– Это вы звонили?

– Я. А кто у вас старший?

– Старший лейтенант Окунев, – офицер подошел к Клаве, глянул на лежащих на полу бандюков и Лешу с товарищами. – А это кто? – он указал на Лешу.

– Это? – Клава задумалась на секунду, – это свидетели. Они все видели и все расскажут. Я спустилась, когда эти уже лежали в кровище!

Теперь старший обратился уже к Леше:

– Вы кто? Ваши документы.

– Мои документы наверху, – начал было Алексей, но старший перебил его:

– Кто вы и откуда?

– Я? Алексей Фомин. Из Белоруссии.

– Из Белоруссии? – старший заметно оживился, – я служил в Барановичах, а вы откуда?

– Я из Бобруйска.

– Вы студент охотфака? И эти с вами?

– Да.

– А что здесь произошло?

– Здесь? Эти вот пьяные устроили драку между собой, пришлось их утихомирить…

– Они дрались тут?

– Да, командир. Мы были наверху. Слышим – крики, драка. Спустились, думали свои. А это – они. Ну, мы их растащили… и спать слегка положили…

– Живые хоть?

– Живее всех живых, командир! – Леша заулыбался, достал сигареты, протянул милиционерам.

– Ого! «Ява»! – милиционеры с удовольствием угостились, но курить не стали, поглядывая на озадаченную Клаву.

– Может, скорую им вызвать? – Клава обратилась к старшему лейтенанту.

– Не надо. Мы их сами-то отвезем-то и там подлечим! Берите их в машину, ребята, – приказал он милиционерам, – а ты, бульбашик, если что – обращайся прямо ко мне. Я Окунев, тезка-то твой – Леша. Заходи, если че – помогу!

– Спасибо, Леша, – Алексей протянул руку, – до встречи.

Милиция с побитыми местными уехала, а Клава разыскала по комнатам спрятавшихся «бойцов» и заставила отмывать кровь на первом этаже…

В институте, да и на курсе, никто не узнал об инциденте, только посмеялись над синяком под глазом у Саши-магаданца: поддатый на лестнице поскользнулся, мол. Клава же, расщедрившись, подарила комнате номер одиннадцать черно-белый ламповый «Рекорд-6» и антенну – до окончания сессии и под Лешину ответственность, которого единодушно «избрали» старостой комнаты улыбающиеся бородачи.