семья лосей живет, много косуль. Косуль сегодня не стреляют. Лосей, хоть и жалко, но это ж охота! Да и столько объели лоси верхушек молодых сосенок – целые делянки культур уничтожили. На то и ведется охотничье хозяйство, чтобы минимизировать ущерб, который наносят разводимые и охраняемые дикие звери. А что сама по себе охота? Праздник! Общение с природой! Радость ощутить себя частью дикой природы, забыть об урбанизации, забыть о прогрессе. Охота – адреналин. Охота – здоровье, свобода, событие.

Длинные позывные рога оторвали от философско-радостных размышлений молодого егеря. Послышались по цепочке голоса загонщиков. Загон – это музыка. Это не только гон зверей. Это – прелюдия охоты-оперы. Каждый загонщик кричит по-своему, каждый – это отдельный музыкальный инструмент большого оркестра. Вот, Гриша-младший. Он своим басом кричит так, словно хочет, чтобы зашатались верхушки деревьев, чтобы веселей было стоять на далеких номерах, заслышав бас егеря. А вот Карл Ильич, тот балует. То петухом запоет, то собакой загавкает, то ухнет, как ствол упавшего дерева. А вот Гриша-старший. Он протяжно, как козел домашний, кричит: «Е-е-е-еп». А получается, словно: «Ме-е-е-е». Смешно Леше. Но он уже идет по лесу и кричит, подражая Грише-младшему, громко, низко и протяжно: «А-а-а-туу, ооо-о-о-пф, гооо-о-о-оп!» Кроме крика надо еще не сбиться с правильного курса и ровненько выйти на номер, а не петлять по загону как секач в облаве под собаками. Заработал Кучум. Нечасто, низко, с хрипотцой. Этот «запсиб»13 по белке не лает точно, значит, в загоне есть зверь. К Кучуму присоединилась Юта – звонко, злобно, с подвзвизгом. Внезапно лай прервался – зверь стронут, и тут же в работу включается русский гончий Шарик. Он с голосом идет по следу стронутых с дневки зверей. Голос собаки двигается на левый фланг стрелковой линии, останавливается и начинает двигаться вправо. Загонщики закричали с новой силой, с удвоенной энергией, заставляя невидимого пока зверя идти на стрелковую линию. Лайки опять замолчали, лишь Шарик Миши Яскевича «молотит» монотонно и меланхолично. Выстрел. Второй. Слева – третий. Четвертый там же. Заголосили лайки, замолчал гончий. Радостно на душе – кому-то повезло: зверь добыт, раз лайки работают на месте. Выстрел. Уже пятый. Ого! Вот тебе и первый загон! Леша кричит что есть мочи: до номеров, хоть они уже и рядом, надо идти с голосом. Наконец показался охотник, стоящий на номере. Лишь только заметил он Алексея, свистнул, махнул рукой – «вижу!» Алексей перестал кричать и вышел на стрелковую линию. Владимир Сергеевич Рожков – председатель охотколлектива, вручившего Леше охотбилет, летчик в отставке, знает тысячу анекдотов и очень хорошо относится к Леше еще с детских лет.

– Ну что? – шепчет Алексей.

– Лоси! Я видел троих, но далеко.

– А кто стрелял?

– Потерпи, Лешка, увидим… Тут рядом!

Уже затихли все загонщики и прозвучали короткие гудки отбоя загон и сигнала возвращаться. Пройдя два номера и забрав их с собой, охотники увидели лежащего на дороге лося-рогача и прилегших у него лаек. Гончак равнодушно топтался в стороне, лайки же грозно косились на троих охотников, живо что-то обсуждающих.

– Ну, кого поздравлять? Кто наливать будет? – Владимир Сергеевич по пути отламывает небольшую еловую веточку.

– Сергеич, мой трофей! – радостно сообщает молодой охотник, которого Леша знал плохо.

– Ну, Ванька! Ну, молоток! Поздравляю! Молодым и неопытным всегда везет. Это ж надо – какой красавец! – Владимир Сергеевич пожал руку Ивану и воткнул в его шапку еловую веточку – знак отличия.