– Ты стрелял? – оглядываясь, разочарованно спросил, отдышавшись.

– Ну, я, – нагоняя на себя равнодушия и мужественности, ответил Леша.

– И что? Мазанул? Ну, Леха. Будешь наливать!

– Хм, за что?

– За промах. Мазила!

– Ладно. Посмотрим…

– А где собаки? Вроде, на месте лаяли. Я-то думал, ты отличился…

– Щас, увидишь!

Тут затрубили «отбой», и вскоре появились гуськом идущие запыхавшиеся охотники.

– Ну что? – Виктор испытующе оглядел Гришу и Лешу, – говорите!

– А-а, Леха мазанул! – Гриша разочарованно кивнул головой на Алексея. Тот не выдержал и махнул рукой:

– Вон, лежит! Секач! Трофей мой!

– Да ну на фиг! – Гришка недоверчиво посмотрел в сторону делянки, – тут же даже мыши не бегают в этом бору.

– Вот и не бегают. А у меня бегают. Пошли, – они прошли сто метров до небольшой делянки, где в зарослях и лежал добытый секач.

Увидев кабана, охотники зацокали языками, стали пожимать Леше руку. Наставник и друг Владимир Сергеевич вставил в шапку еловую веточку. Собравшись вокруг секача, сфотографировались на память. И тут старшие охотники, пошептавшись, объявили внимание…

– Леша, иди сюда. Это твой первый такой трофей? – Спросил Трофимыч.

– Ну… – замялся Алексей, вспомнив, что первого дикого кабана он добыл с испугу на засидке на лисиц еще в восьмом классе, – ну, как бы, первый.

– Тогда иди сюда, юноша! – охотники отломали и обрезали ножами длинные розги.

– Будем посвящать тебя в охотники, Алексей. Так что терпи и хорошо слушай нас. Ложись на кабана, только сними бушлат и шапку.

Леша послушно выполнил команду коллег и старших товарищей, разделся и лег на секача. Став полукругом, четверо охотников стали довольно ощутимо хлестать его розгами по мягкому месту и спине, приговаривая громко, как молитву:

– Посвящается в настоящие охотники Алексей Фомин, знающий природу, любящий ее и защищающий ее как родную. Еще больше люби, еще лучше знай, еще надежнее защищай ее и добывай зверей в меру надобности и потребности, а не наживы ради. За каждого добытого зверя, за каждую добытую птицу, за каждую охоту искренне благодари природу – мать нашу… – отлупцевав бедного «штрафника», они подняли его с туши и преподнесли полный двухсотграммовый граненый, «малиновский», стакан кубинского рома, – пей, Леша, до дна, а последними каплями окропи секача. И поблагодари в душе природу за такой подарок!

Леша с трудом потянул сквозь зубы целый стакан крепчайшего напитка. Выдержал. Остатки плеснул на секача. И только после этого бросил в рот кусок плавленого сырка, помидорку и откусил хлеба. Ром перестал рваться из желудка, сладко и тепло разлился по телу. Леша поднял шапку с веточкой ели за козырьком – сбылось!..

…Куница потянулась в тесном беличьем гнезде, сложенном из веток и сучьев. Приближалось утро. Сутки проспавшая в гнезде, согретая густым, цвета темного шоколада, шелковистым мехом, она осторожно высунула голову из гнезда. Черные зоркие глазки, аккуратный черный носик, желтое пятно на груди: лесная куница в зимнем своем меху – королева местного леса. Выскользнув из гнезда, куница осторожно поскакала по заснеженным веткам молодого сосняка, пытаясь уловить запах кормящихся шишками белок – основной добычи в эту пору морозной зимы, месяца декабря. Проскакав по веткам, сбрасывая вниз клочки снега, куница слезла с дерева, услышав под кучей хвороста шорох и писк мышей. Осторожно подкравшись к куче, она шустро юркнула в щель вежду ветками и землей и тут же поймала зазевавшуюся полевку. Посмаковав во рту солоноватый вкус крови и мягкую, нежную бархатистость шкурки мыши, куница не торопясь съела мышь. Выглянув наружу и убедившись, что ей никто и ничто не угрожает, она прыжками преодолела делянку, заглядывая под пни, кучи хвороста, навалы веток, пробежалась под заснеженной поваленной елкой. Ближе к рассвету ей удалось поймать подслеповатую сойку. Спустившись с дерева, куница зубами ощипала сойку со стороны живота, довольно урча, выгрызла потроха, объела мясо грудки. Остатки бросила там же, где и пировала, а отойдя, тут же забыла про них – кунице незачем делать запасы: свое пропитание она себе найдет всегда. Пройдя за утро около пяти километров, куница подошла к границе своих владений. В следующем квартале находилась большая старая осина, в дупле которого у куницы было свое гнездышко, отобранное у белок. Именно в этом дупле решила куница залечь на день. Она вскарабкалась на дерево и, перепрыгивая с дерева на дерево, петляя, путая следы, перескочила поверху квартальную линию, добежала по сучьям и веткам до осины. Посидев на ветке у дупла, прислушиваясь к утренним шорохам просыпающегося леса, куница юркнула в дупло и, свернувшись в теплый меховой клубок, уткнувшись мордочкой в пух живота, уснула.