Но Бог миловал, и она не попросила меня их предъявить. В этот сумрачный позднеосенний день мама всё-таки нашла мне работу:

–Сегодня Эвелина спросила, не нужна ли тебе какая-нибудь работа. И я сказала: «Хорошо бы устроить её в библиотеку». И тогда она стала звонить Сидоровой, председателю Комитета по культуре. Представляешь, Ал, они с ней – как сёстры!

–Да, это очень хорошо,– вяло попыталась я настроить себя.– Пусть и гроши, но – свои.

Работать в библиотеке мне совершенно не хотелось, но я не смела ослушаться, имея за собой чувство вины. А мама что-то очень уж зацепилась за эту идею.

А назавтра всё было нормально: в Пушкино ксерокс работал, Татьяна Ивановна копии сделала, книжки привезла, а я вернула бабушке её обесценившиеся сокровища.

***

В последний день октября я по-свойски, как к себе домой, словно бы они были мне тётушкой с двоюродной бабушкой, зашла в штаб партии. Там были и Соколова, и Захарова. Первая ожидала посетителей, а вторая возилась в дальней комнате. Только сегодня, на мою беду, они решили меня повоспитывать, а может, просто выжить из своих владений, чтобы я им больше не докучала.

–Ну, Алла, как дела? – спросила старушка.

–Плохо!

И стала жаловаться на жестокость матери, одиночество и подписку о невыезде.

–Что же тебе так в Пушкино понравилось? – удивлялась Соколова. – Ты лучше съезди в Сергиев Посад или Абрамцево.

–А как туда попасть?

–А поезд есть на Сергиев-Посад. Тань, ну что это такое! Совсем девчонка к жизни не приспособлена! И мальчика у тебя нет! Человек дожил до восемнадцати лет только чтобы узнать, как куда доехать! А годы идут, их не вернёшь. Ты маме скажи: у меня жизнь – одна, и у тебя – одна.

А потом они накинулись на меня, что нельзя сидеть без дела. Я не стала говорить про библиотеку, потому что это ещё было вилами на воде писано.

–А вот моя внучка, Аллочка, учится в колледже!

–Люд, но ведь сколько ты ей копила на этот колледж! Ал, вот пошла бы ты сразу после школы на курсы и работала бы уже бухгалтером! Твоя мать может заплатить?

–Нет, не может.

–Аллочка, а ты какой язык в школе изучала?

–Английский.

–Люд, да ты что ерунду говоришь, она что, переводчиком пойдёт?

–Но я же пробовала стать дворником, а меня не взяли!

–Ну да, дворником, это, конечно, для пенсионеров. Было бы тебе восемнадцать лет…

–Я вообще никогда не хотела взрослеть.

–Что же, так и хочешь навсегда остаться пятнадцатилетней?

–Почему именно «пятнадцатилетней»?

–Давай, Аллочка, взрослей.

–Слушай, Алка, а сходи-ка ты в республиканский колледж! Там на бухгалтеров обучают.

–Таня, там такие хорошие люди! – с придыханием сказала Соколова.

Колледж в моём понятии было что-то страшное, какой-то отстой.

–Мне жаль тебя, – выдала Соколова.– Такая девчонка пропадает! У тебя больные глаза. Давай выздоравливай! А о том, что сейчас не важно, ты подумай на досуге. Жду тебя с хорошими вестями.

И я поняла, что путь мне туда теперь заказан, потому что ожидаемых вестей я не могла им принести. Я, болтающаяся без дела, просто оскверняю их собой, таких серьёзных и занятых. Идти проситься на учёбу в середине учебного года! Правда, в учебном центре, бывшем ПТУ, а уже в наше время – инновационном колледже, было много нереально дорогих курсов токарей-пекарей.

Но я как-то по инерции пошла искать этот самый колледж. Но города тогда я не знала вообще, кроме небольшого пятачка. Я покрутилась у старых домов рядом с площадью и пошла обратно. Было мерзко, грязно, противно.

***

Первого ноября всё растаяло. Как же противно капает оттепель, стуча о наличник, как по мозгам, – китайская пытка! А я проплакала всю ночь из-за своей выдуманной любви к бородатому торговцу газетами.