Дней десять назад районная газета поместила объявление: «Все, кто имел вклады в Сбербанке, приходите к нам (и адрес штаба). При себе иметь паспорт, ксерокопию сберкнижки и бумагу».

Общество обманутых вкладчиков собиралось подавать коллективный иск от имени двух тысяч человек, в том числе давно умерших.

Когда я сказала, что надо бы сделать ксерокопии, мама ответила лениво:

–Ну и где их делают? Только по блату. И это дорого. А вот если бы ты сказала мне раньше, я бы сделала тебе ксерокс в Пенсионном фонде, и совершенно бесплатно!

В субботу я зашла в наше Общество обманутых вкладчиков, что-то уточнить. Сын Татьяны Ивановны, Вадим, сидел спиной к посетителям, и, не поднимая головы, готовил списки истцов. Какой же у него был беззащитный, прямо-таки детский затылок, покрытый русым пушком!

Меня довольно быстро вытурили оттуда. Снова пошёл очень густой, октябрьский снег, многообещающий, праздничный, – густые, как волосы, травы, поседели. Утро туманное, утро седое. Первая встреча – последняя встреча…

У нас всегда была большая, по современным меркам, семья, поэтому меня не учили вести хозяйство, никогда не заставляли ничего делать. А тут в воскресенье меня отправили за батоном! Это, наверное, чтобы я не скучала.

В булочной многие набирали сласти. Мимо меня прошли две девушки лет двадцати с небольшим, они радостно смеялись, и одна из них сказала:

–Надо торт купить или ещё что-нибудь.

Вроде пустое, а как я из-за них расстроилась, как я им позавидовала! У всех есть друзья и родственники, к которым они ходят в гости по воскресеньям, – и у Вики, и у Лизы, и у Светы из секты. Только я по выходным помышляю о верёвке и мыле! Мои родители – тоскливые, унылые, ограниченные, отсталые люди, по доброй воле засоленные, как огурцы в бочке! И я должна разделять их страшную судьбу!

…Татьяна Ивановна, когда в сентябре заходила ко мне, сказала:

–Я тебе в ящик письмо положила, думала – суббота, никого нет.

–А мы никуда не ходим, некуда,– не удержалась я.

Мама, разумеется, подслушивала под дверью, но этого не услышала, иначе она мне устроила бы! Она, наоборот, сказала тогда удивлённо:

–Разговор у вас какой дружеский! А тётка эта – не еврейка? А то у неё такой нос хищный!..

Татьяна Ивановна тогда пришла ко мне после своего дня рождения, – ей исполнилось сорок шесть лет. Утром я сунула ей в почтовый ящик по месту службы открытку с поздравлением, но она оказалась недовольна, допрос мне учинила, как будто я выведала какую-то её грязную тайну:

–Откуда ты узнала? Кто тебе сказал?

–Догадалась.

–Ну как можно догадаться? Кто тебе сказал?

И мне пришлось признаться, что я подсмотрела дату её рождения в книге регистрации обманутых вкладчиков Сбербанка:

–Так значит, в нашем журнале…

Но дело тут не в её возрасте,– Захарова никогда ни от кого не скрывала, сколько ей лет, она, выступая перед доверившимися ей старушками, всегда рассказывала свою биографию:

–Я родилась сорок пять лет назад в нашем щёлковском роддоме…

***

А с понедельника я стала заморачиваться с ксерокопиями сберкнижек для суда. Это сейчас у меня есть многофункциональное устройство 3-в-1,– принтер, сканер и копир, а тогда эти аппаратики по отдельности стоили целое состояние, – впрочем, как и сейчас– струйные картриджи.

Но сначала я пошла к бабушке на Парковую улицу, где родилась, просить для суда обесценившиеся сберкнижки. И она, и я, и мама, и дед, всё ещё считали, что это – ценный документ, который никому нельзя доверять, а на деле это была просто макулатура. Я еле объяснила бабушке, что записала нас всех в Общество обманутых вкладчиков Сбербанка, что будет суд. Бабушка ужасно разволновалась и всё повторяла, как дурочка: