Пальцы, как китайские палочки, проскакивали между пуговиц. Долбанная клетчатая рубашка. Стянув и её, я, сидя с голым торсом, стал осматривать руки… вены… плечи… Посмотрел на пузо… достал пупочный комочек.

– Куда… – не отрываясь от осмотра тела, я продолжил: – вы меня накачали? Кольнули, пока я спал?.. Или дело в парах, пущенных через вентиляцию? Новый вид колёс? Порошок? Капли для глаз? Яд лягушки? Да… Я УГАДАЛ!?

Водила разразился смехом.

– Может, хватит?

Ржёт.

– Да хорош.

Ржёт.

– Ну серьёзно, достал.

Водила принялся вытирать слёзы… Его «аха-ха» сошло на редкие «хо… хо… хо…» – как у китайской игрушки, у которой сели батарейки.

– Оденься, будь добор. Дал пузу подышать – достаточно.

Я, не отрываясь от затылка водителя, наощупь положил пятерню на соседнее кресло. Рубашки не было… Повернув голову, я увидел, что рубашка вместе с курткой свалилась вниз.

Ну отлично… Нагнувшись, незаметно понюхал подмышки. Пахнет всё как раньше… Я знаю (читал в смысле), что от наркоты обильно потеешь, но сейчас всё чисто.

Я почесал затылок, ещё раз взглянул на вены и принялся залазить правой рукой в рукав.

– Убедился, что сам хотел провалиться в тартарары?

Закончив со вторым рукавом, я принялся за пуговицы.

– Ну, раз… может, сказанул. Это же фигура речи такая…

– Раз? Ха! А что ты скажешь на это? – водитель щёлкнул пальцами, и прямо перед моими глазами появились восемь экранов. Четыре вверху и четыре внизу, как в дополненной реальности.

Челюсть поползла вниз. Я стек по сидушке.

– Твою мать…

На экранах были кадры со мной. Как если бы кто-то снимал это на скрытую камеру.

– Давай начнём с этого.

Левый верхний экран ожил, и из динамиков автобуса послышался плеск воды.

Я разглядывал себя, сидящего на толчке. Штаны спущены, напротив меня – раковина с открытым краном.

– Не можешь ходить по-большому без звукового сопровождения?

Мне было не до шуточек. Я внимательно изучал белый кафель на стенах, свою скрюченную позу – точно торшер в гостиной. Я, наклонившись вперёд, навис над телефоном.

– Провалиться мне проподом, – заключил я, тужась и выдав «шпуньк». Затем обернулся и нажал на смыв.

– Бьюсь об заклад, у тебя был повод это сказать, – подбодрил меня Водитель и переключился на второй экран.

Я сижу в баре. Подпираю рукой подбородок. Икаю… разглядываю принесённый счёт и от выпитого виски прихожу к выводу, что счёт мой оброс лишним нулём справа. Чернила на кассовом чеке съехали, что ли?

– Проаавалисямнепроводом, – пробурчала моя копия и снова икнула.

– Ты сказал: «Провалиться мне пропадом», – подал голос Водитель.

Я посмотрел на него взглядом библиотекаря, увидевшего порванный корешок.

– Идём дальше.

Ожил третий экран.

Я одной рукой придерживаюсь за дверь общественного туалета, второй – держусь за живот. Даже отсюда чувствуется вонь от обилия мочи, пущенной мимо унитаза.

– Три… два… пли! – озвучил крутитель баранки.

Из горла, как из жерла вулкана, полилась лава.

– Прова… блеее… лить… блеее… мне… блеееееее…

– Давай следующий.

– Эй, я не договорил! – встрял я. – Не считается.

– Считается.

– Это ещё почему?

Въехав в ямку, автобус дёрнулся, и я подпрыгнул на заднице.

– Ты подумал об этом – и этого достаточно, – Водила одной рукой закрыл окно и поглядел на меня.

– И что из этого вытекает?

– То, что ты провалился пропадом.

– Ааааа… Ну теперь мне всё ясно.

Вскочив с места, я побежал по проходу назад, и вслед мне летели слова:

– НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО!

Но было уже поздно.

А сделал я вот что…

Хорошо разбежавшись, я решил бросить вызов законам физики.

Внимание: в ход пойдёт неустаревающее в кинематографе замедление времени. Бьюсь об заклад, ваша фантазия всё дорисует как надо, но я, если что, подстрахую – расскажу, куда навести свой взор.