Не Харон я. И рельсы не Стикс. Проводник я. Еремя.
Это в книжках порталы и двери, а в жизни, чудак,
Новичку в Междумирье попасть – как цыплёночку в ощип.
Или мухе в смолу. Вот, держи на дорожку пятак,
Чтобы сон не забыть. Просыпайся! И хлопнул в ладоши.
А потом говорили по-разному… Осень, мол, сплин.
Про сезоны дождей. И что многие люди в миноре.
Поискали для вида. Но Сэм много лет как один.
Как на пенсию вышел, заели печали и хвори.
Кто-то сетовал: вот, одиночество всё и нужда.
Кто-то вспомнил про бред про пятак под подушкой и поезд.
Сэм летел над водой – и от радости пела вода.
Сэм бежал по земле – и трава вырастала по пояс.
«Бредёт октябрь. Летит сова…»
Бредёт октябрь. Летит сова.
Тепла простыл и след.
Медведь идёт писать слова
И прятать их в конверт.
О том, что лес – как мёд и медь —
К зиме почти готов.
О том, что он совсем медведь
И знает мало слов.
О том, что зиму переждём.
Что всё совсем не зря.
О том, что с Ёжиком вдвоём
Они почти семья.
О том, что звёзды из фольги
Пришил на потолок.
О том, что Ёжика стихи
Запрятал в узелок.
Что всё едино: дождь, и снег,
И талая вода.
Что дружба с Ёжиком навек,
А значит, навсегда.
О том, что если на беду…
Что если невзначай…
Читает ёж: «Скучаю. Жду.
Завариваю чай».
«Вместе с солнцем клонился к закату день…»
Вместе с солнцем клонился к закату день.
Старый ворон баюкал своих детей:
– Этот мир для орлов и для лебедей.
Здесь ворон не любят.
Будут камни, рогатки – судьбы печать.
Не носите на сердце своём печаль.
Не копите обид, чтоб рубить сплеча —
Вы другим не судьи.
Завтра снова займётся чудесный день:
Запоёт соловей, протрубит олень.
Но кому-то дан свет, а кому-то – тень.
Вы держитесь тени.
Только кто станет слушать такой совет,
Если ты крылат и тебе мало лет.
Да к тому же любовью семьи согрет.
Ты отваги гений.
И пускай я дожил до закатных дней,
Не видал той тоски и любви сильней.
Как хоронят вороны своих детей —
Боль их сердце студит.
На минуту утихнет их скорбный грай.
Ждёт крылатых детей их вороний рай.
И вернутся назад, заглянув за край.
Вороньё – не люди.
У ворон нет воздушек, ножей, гранат.
Каждый солнцем, крылом и семьёй богат.
И, пугая всех добрых людей, в закат
Унесётся стая.
Если ты поднимешь с земли перо,
Если ты помашешь им вслед крылом,
Если ты ответишь добром на зло —
Ты уже другая.
Старик и Кошка
Старик повстречал незнакомую Кошку:
«Вы как, дорогая?» «Продрогла немножко.
Но, в общем, терпимо. Бывает и хуже,
Когда толстым льдом покрываются лужи.
А Вы как? – спросила учтивая Кошка. —
Я раньше Вас часто видала в окошке.
Горел до утра в Вашей комнате свет,
Вы тяжко вздыхали и кутались в плед».
Сердечком озяб и душою простужен,
Но каждый на свете кому-нибудь нужен.
И вместе смотрели на снег из окошка
Счастливый Старик и счастливая Кошка.
«Ветер и дождь, я привычно бреду по лужам…»
Ветер и дождь, я привычно бреду по лужам,
Храбро сражаясь с желанием их промерить.
Мокнет на лавке медведь – никому не нужен,
Пуговки грустно глядят на мордашке зверя.
Плюшевый, старый, давно оторвали лапу,
Пуговки разные – видно не раз пришиты.
Будет дружок, заберу, посажу под лампу.
Все мы когда-то бываем людьми забыты.
Каждый ребёнок помнит, как был звездою.
Знает, что он бессмертный, бесстрашный, сильный.
Ну а потом… жизнь, работа и всё такое…
Вот мы и дома! Какой ты, медведь, красивый!
Всё расскажу про себя. Отдыхай с дороги.
Я тебя к лампе – поближе к теплу и свету.
Мы полюбили и стали почти как боги,
Пели осанны ветрам, поездам и лету.
Кровь наша – свет и огонь ледяных созвездий.
Ветер мешался с дыханьем земли и моря.
Мы всемогущими были, совсем как дети.
Наша любовь – оберег от любого горя.
Был понарошечный зверь самым лучшим другом.