– Беркут! Беркут! Я девятый! Духи занимают позиции! Пришлите вертушки!
– Девятый! Помощь на подходе! Третий в полном составе! Укажите по кодировке места скопления противника!
– Какая к черту кодировка! Их тут как в муравейнике! Виноват…, докладываю по кодировке карты! Духи от меня повсюду, – он коротко засмеялся в микрофон.
Начальник штаба и радист переглянулись и улыбнулись друг другу. Если находит силы и время шутить, значит не все так плохо. Капитан снял трубку.
– Товарищ майор, у Беленького началось.
– Как ты догадался? – задумчиво спросил Батрак.
– Не знаю, – офицер пожал плечами и задумчиво посмотрел на телефонную трубку, – наверное, свершилось чудо, и вы, наконец, научили нас воевать.
– Максимов успеет?
– Пусть только попробует не успеть. По докладу Беленького там большое скопление «духов», хорошо бы их сразу всех накрыть.
– Что предлагаешь?
– А, чего тут предлагать? Сейчас накроем артиллерией и вертушками, а потом Максимов с Бурлаковым с разных направлений зачистят все до последнего камушка. Я сейчас выдвигаюсь с Бурлаковым.
– Хр…, ты куда выдвигаешься, – хохотнула трубка, сам пойду, а ты лучше поторопи вертушки и «арту», потом догонишь.
– Это не честно.
– Может и не честно, зато разумно.
Когда застава отбила третью атаку, Беленький уже мысленно похоронил и себя, и себя и своих людей. Мясорубка была не мыслимой. Дважды на склоне его люди сходились в рукопашную с противником. На заставе осталось меньше десятка человек, оставшихся невредимыми, остальные все были ранены. Сам Беленький легко ранен был дважды, но из боя не вышел. В живых на заставе оставалось двадцать шесть человек. Нолюдей страшило не это. На всех оставалось всего две гранаты, и не более двух десятков патронов на каждого. Становилось ясно, что заставу оборонять просто нечем. Видя в глазах людей отчаяние, Беленький примкнул штык-нож к автомату, и подмигнул одним глазом солдатам.
– Они уже близко. Я чувствую, как от страха у них трясутся поджилки, – он размахнулся и бросил камень.
– Где? – солдаты доверчиво потянулись к брустверам полуразрушенных окопов.
– А, вон! – весело засмеялся Беленький, показывая на разбежавшихся за укрытия «духов».
Солдаты громко засмеялись. Услышав, этот смех, противник из далека, открыл огонь. Несколько пулеметных очередей вспороли многострадальные брустверы. Смех стал еще громче. Из-за укрытий в сторону заставы понеслись проклятия.Беленький, кривясь от боли и усталости поднялся и оперся на стену окопа.
– Вы уж простите меня, родные мои, не смогу я у матерей ваших извинения попросить, за вас прощенья. Тут мое место рядом с вами.
Он,шатаясь, пошел вдоль окопа к брустверу. Солдаты готовились к рукопашной, видимо последней в их жизни. Лица их напряглись, губы побелели, но движения были обдуманными и решительными, они двинулись вслед за командиром.
– Наши! Товарищ старший лейтенант! Наши, «вертушки»! Смотри, командир! – один из солдат радостно замахал, указывая рукой на приближающиеся в небе четыре точки.
Беленький оглянулся и уже сам видел, как вертолеты быстро приближались и уже разбились на пары. Чувство неописуемой радости охватило его, нервный комок подкатил к горлу, глядя, как радуются и обнимаются его бойцы. Вдруг в его мозгу «щелкнул» командир, который замахал руками на солдат и громко закричал, чертыхаясь в душе на себя.
– Дымы! Вашу мать! Дымы! Накроют сейчас всех! Сафонов! Где дымы?
Солдаты, опомнившись с глазами полными ужаса, пригнулись и разбежались в окопах, прижимаясь к стенкам. В разных местах вспыхнули и быстро разрослись язычки оранжевого дыма. Где-то дальше левее по склону задымил еще один. Беленький только сейчас заметил еще три дыма, сверху на склоне. Только теперь он увидел, как там, на склоне желто-грязные фигурки быстро продвигались, прикрывая друг друга огнем из автоматов и пулеметов. «Успел, Максимыч, успел». Беленький сел на дно окопа и откинул голову на мешок с песком. Вертолеты, заметив свой «передний» край, обозначенный дымами, сделав небольшую горку, без всякой подготовки и облетов сразу атаковали и разметали атакующие группы «духов». После первого залпа они, сделав круг, и повторили заход. Над Беленьким выросла, казавшаяся с бруствера огромной фигура комбата.