Найда выскользнула во двор, подошла к небольшому плетёному сарайчику у задней стены дома, служившему летом красильней, и придирчиво его осмотрела. Плетёные стенки в нескольких местах прохудились, она частично латала дыры сама, тонкими ивовыми прутиками, но заменить плетень полностью ей было не под силу. Для этого надо было либо просить отчима, либо идти к дядьке бондарю за помощью по-соседски. Девушка болезненно повела плечами – она уже как-то получила сполна за то, что без спроса прямо от колодца отнесла бондарю прохудившееся ведро для починки. Жадный скорняк не хотел платить или благодарить чем даже за такую малость и если что, торговался до последнего. А это он бы и сам мог починить. Найда вздохнула и отворила створки красильни – сам-то может и мог, только его тоже не допросишься. А если из-за прохудившихся плетней что-нибудь испортится, то накажут опять-таки приёмыша. Хорошо ещё мотки нитей хранились в подполе и регулярно перебирались, особенно после того, как вместе с волками почему-то расплодились и крысы. Девушка растопила небольшую печку, выволокла из сарайчика корчажки и принялась раскладывать по ним травы и сушёные ягоды: лебеда, вереск, крапива да осиновые шишки, сушёная черника да кора дуба, медвежьи ушки… На пузатых глиняных боках когда-то были нанесены яркие узоры, за частым использованием уже несколько поблёкшие. Найду так и подмывало их обновить, но, когда она однажды попыталась это сделать, её поколотили так, что она несколько дней хромала. Мачеха что-то кричала про бисово отродье, и что она на них только беду навлечёт. Как можно навлечь беду просто освежив уже имеющиеся рисунки, она так и не поняла.

Залив травы в корчажках водой, девушка оставила их настояться, решив пока достать из подпола мотки с нитями, чтобы перебрать их перед покраской. Спустившись вниз, она замерла, расслышав шорох и попискивание: крысы! Даже днём от них спасу нет! Нашарив рукой дрын, оставленный у лестнички как раз для таких случаев, Найда начала осторожно подкрадываться к плетёному коробу, в котором хранились нитки. Крысы в последнее время совсем обнаглели и иногда не убегали, а яростно отстаивали свою добычу. По ближайшему мешку вдруг промелькнула тень, за ней вторая, побольше. Девушка наотмашь ударила дрыном, но вроде никого не задела. Подойдя поближе к коробу, она в замешательстве остановилась: на крышке копошилось что-то по размерам явно больше крысы, но и на кошку не похожее, а в полумраке подпола ей никак не удавалось рассмотреть, что же это такое. Найда перехватила дрын покрепче, на цыпочках подкралась почти вплотную, стараясь даже не дышать, занесла его над головой… и в следующий миг с визгом отскочила, от неожиданности выронив дубинку, когда тень встала на дыбы и растопырила ножки. Штук так шесть. Ещё через мгновение она подпрыгнула и снова взвизгнула, когда по ногам пробежались холодные крысиные лапки. Тень с короба метнулась вниз вслед за крысой, а Найда выскочила из подпола, от страха белкой взлетев по лестнице, и присела за плетёной дверцей сарая, краем глаза заметив, что вслед за ней стрелой вылетело что-то чёрное и мохнатое. Девушка ещё какое-то время просидела настороженно выглядывая из-за дверцы, сердце бешено колотилось, повсюду мерещились пауки величиной с овцу. Что это вообще было? Немножко успокоившись, она вдруг поняла, что это был один из обитателей Паучьей Расселины, но тут-то он что делал? В деревню пауки-переростки обычно не заходили, да и в лесу попадались лишь изредка. Найда снова выглянула из-за дверцы и настороженно осмотрела двор – незваного гостя нигде было не видать. Сбежал или вернулся в подпол? Она поёжилась: нитки надо было доставать, как ни крути, домашние ей в этом не помощники. Визга её, похоже, никто не услышал, да и хвала богам – про обитателя расселины ей всё равно не поверят. Девушка с тоской огляделась, возвращаться в тёмный подпол было боязно. На глаза ей попалась щепка, отлетевшая от поленца и лежавшая рядом с печкой. Найда поднялась, зажгла щепку от печки навроде лучины и снова подошла к входу в подпол. Постояла немного, собираясь с духом: тёмный провал выглядел как-то особенно пугающе, хотя шорохов и попискиваний больше слышно не было. Наконец она решилась и медленно, останавливаясь на каждой ступеньке, начала спускаться. Внизу девушка замерла и прислушалась: никаких шорохов по-прежнему слышно не было, хотя, возможно, что бешено колотившееся сердце попросту перебивало остальные звуки. На полпути к коробу она споткнулась о что-то мягкое и липкое и в недоумении наклонилась, чтобы рассмотреть поближе. Впрочем, тут же снова взвизгнула и выронила лучину, успев в тусклом её свете рассмотреть мёртвую крысу, частично запеленутую в паутину. Видимо, паук-переросток испугался её не меньше, чем она его, и выронил добычу, спасаясь бегством. Немного успокоившись, Найда нашарила трупик крысы в полутьме – лучина погасла на влажном земляном полу – и брезгливо морщась вскарабкалась по лестнице из подпола: крыс она не боялась, но мерзкий голый хвост неприятно холодил руку. Выбравшись наружу она опасливо огляделась, но восьминогого гостя нигде видно не было. Найда постояла немного, собираясь с духом, и наконец нерешительно позвала: