Она подняла глаза. Перед ней стоял маленький Павлик, смешно морща нос и растирая ладошкой заспанный лоб.

– Мама, я чай хочу.

– Хорошо, хорошо, только сначала поешь кашку, и я тебе налью чаю. Так что, иди пока оденься быстренько, а я все приготовлю.

– Мама, я не хочу кашу, – буркнул, было, он, но она, не обратив на это внимания, погладила его по голове и легонько подтолкнула к выходу из кухни.

Нехотя, он пошлепал босыми ногами в детскую, а Глория поднялась, чтобы приготовить завтрак, но, вдруг обнаружила на плите чай, предусмотрительно подогретый мужем, а на небольшом столике рядом с плитой уже лежали бутерброды по вкусам и привычкам каждого из детей, и стояли чашки на каждого из них, включая небольшую кастрюльку все еще теплой манной каши. Кроме того, на отдельном блюдце лежали ломтики порезанного яблока, и кусок шоколада. Это было для нее.

«Молодец он, все-таки! – подумала она. – Никого не забыл».

Глория подняла блюдце и обнаружила под ним маленькую записку.

Доброе утро, милая. Желаю тебе хорошего дня. Твой Осия.

И воспоминания об их встрече снова полились в ее разуме как могучая широкая река, начиная с того необыкновенного чувства, которое охватило ее, когда Эдик обратился к ней впервые.

Его голос всегда казался ей особенным. Она была на службе в храме семинарии всего пару-тройку раз, и всегда, когда Эдуард выходил на амвон и начинал говорить, ее охватывало трепетное благоговение. Однако в этот раз удивительное чувство было несравненно сильнее. Как только звук голоса семинариста дошел до ее слуха, по всему ее телу прошла сладостная дрожь, а сердце взволнованно заколотилось и как-то радостно запело.

Она не помнила, что она ответила, и как она оказалась рядом с ним. Все происходило, как в тумане. Они вместе шли по аллее. Вокруг почему-то, несмотря на позднее время, пели птицы, а небо было просто усеяно яркими разноцветными звездами.

Он говорил, и каждое слово отзывалось в сердце Лоры счастливым всплеском, отчего ей хотелось одновременно плакать и смеяться.

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Не знаю, полюбишь ты меня или нет, но я уверен, что этого хочет Бог. Я буду тебе верным мужем и заботливым отцом для наших будущих детей. У нас будет прекрасная семья, а ты станешь моей помощницей в моем духовном труде.

О, как сладостно звучали его слова! Глории казалось, что все ее существо просто тает от восторга и благодарности. В какой-то момент она спросила его, не вполне осознавая, что говорит:

– Батюшка, а вас всегда будут звать Эдуард?

– Нет, это мое мирское имя. Когда я получу священнический сан, скорее всего я возьму себе имя, которое мне дали при крещении, а это, наверное, просто забудется.

– А как вас называла мама?

– Мама… просто Эдик.

– Эдик, – повторила Глория, мечтательно улыбаясь. – А можно я буду звать вас все-таки просто отец Эдуард?

– Ты можешь звать меня и просто Эдик. А если хочешь, ты можешь уже сейчас обращаться ко мне на «ты».

Это было чудесной музыкой в ее ушах. Глория не понимала, что с ней творится, но, как ей казалось, она влюбилась в этого человека, как говориться, «по уши», и готова была идти за ним хоть на край света.

Думая обо всем этом, наедине с самой собой, она в счастливом недоумении пожимала плечами и улыбалась.

«Я выхожу замуж за священника! Ну, надо же! Неужели это правда? Кажется, я сошла с ума. Точно, сошла с ума. Ну и ладно! Пусть я лучше буду сумасшедшей, но зато счастливой. Я люблю его, и мне больше ничего не надо. Я буду принадлежать ему, и это моя судьба свыше…»

«Всемирный потоп. Почему Господь повелел мне прочитать именно эту историю? Как она может ответить на вопрос, что на сердце у Бога?» – размышлял Осия, подходя к высоким дверям храма.