Стиснув зубы, Милана подавила порыв, утёрла щёки и глаза. У неё давно не было слёз, в последние дни только бездна пустоты, сосущая и засасывающая, а слезы были: пустыми, сухими, или же она их просто уже не замечала, но заметила сейчас.
Милана присела и боком протиснулась между погнутых прутьев, поднялась по вертикальной лестнице и, упираясь рукой в люк, выбралась на чердачный этаж.
Пыль, грязь, бетонные перегородки, маленькие оконца без стёкол, без рам, и через которые гулял ветерок. Паутина была в углах и свисала клочками с низкого потолка. Милана закрыла люк и, полусогнувшись, иногда касаясь потолка спиной, шла по чердачному этажу. Она знала куда иди и не боялась заблудиться.
Заметив что-то, Милана остановилась и с несколько секунд смотрела на использованный старый шприц у одной из стен. Она не слышала, как ветер тихо завывал где-то в другой части чердачного этажа, но чувствовала его отрывки, долетающие до лица, на котором отразилось блеклое беспокойство. Милана думала вынуть наушник, но только рука дёрнулась, чтобы подняться – как она передумала и беспокойство развеялось привычным безразличием, отвела взгляд и продолжила идти. Верный поворот, и впереди показалась ещё одна вертикальная лестница.
Выбравшись на крышу, Милана закрыла за собой люк и направилась в сторону. Впереди показалась зелень парка и поблёскивающая полоса озера. Милана нашла нужную песню и, нажав на неё, выдернула штекер наушников из смартфона, вкладыши из ушей – и наушники упали.
Из смартфона заиграла песня «Dark Paradise». Милана редко слушала эту песню и часто пропускала. Но не сегодня – сегодня ей нравилась эта песня; конечно, настолько насколько ей что-либо могло нравиться сейчас – а то есть, как слабое дуновение в плавящейся от жары пустыне.
Белые босоножки шлёпали по шершавому покрытию крыши. Смотря на парапет, Милана шла к краю уверенным широким шагом и тихо подпевала:
«And there’s no remedy for memory,
Your face is like a melody
It won’t leave my head»
Милана выпустила смартфон – он упал экраном к небу и продолжал петь; а Милана залезла на парапет в высоком шаге и, продолжая подпевать, выпрямилась:
«Your soul is hunting me
And telling me that everything is fine
But I wish I was dead (dead, like you)»
Ветер трепетал: одежду, пышный хвост, выбившиеся передние кудряшки-пряди; выбегая из-под розовых очков по щекам текли слёзы, взгляд был устремлён перед собой – на блестящее озеро впереди, на полосу городского пляжа, на зелень парка, а справа возвышался лесопарк, который тянулся и обнимал озеро, скрывал его и, становясь лесом, терялся в горизонте. А Милана шептала:
«Every time I close my eyes,
It’s like a dark paradise
No one compares to you
I’m scared that you won’t be
waiting on the other side»
Милана закрыла веки и разрыдалась, но, пытаясь успокоиться и сосредоточиться, продолжала шептать:
«Every time I close my eyes,
It’s like a dark paradise
No one compares to you
I’m scared that you won’t be
waiting on the other side»
Музыка словно отдалялась и заглушалась, и Милана опустила взгляд. С этой стороны дома была небольшая парковка в тени деревьев с раскидистыми ветками, и только часть машин жарилась под солнцем и блики метала резали глаза. Там, где стояла Милана в низу был асфальт, а у бордюра, со стороны маленького двора стояла голубая машина.
Волнение висело, словно тяжёлый шар в груди; страх пронзал ледяными иглами; дыхание было глубокое, частое; ладони и подмышки взмокли, а ноги стали ватными. Словно тело Миланы частично стало немым, чужим; мышцы потяжелели, а душа стала ощущаться как облачко в полом сосуде – и облачко извивалось, протестовало, умоляло.