Тик-так. Тик-так.

Будто спрашивали: "Кто ты? Кто ты без нее?"

На кухне бабушка Фания ставила на стол пирог с вишнями.

– Опять не спал? – она повернулась, и в ее глазах я увидел все, что хотел сказать, но не смог.

– Мысли… – я мотнул головой, садясь за стол.

– Мысли – как эти вишни, – она ткнула вилкой в пирог. – Если слишком много – кислятина. Если в меру – блаженство.

Я улыбнулся, наблюдая, как пар от чашки рисует в воздухе призрачные узоры.

– Ба, а ты никогда не боялась?

– Только глупцы не боятся, – она отломила кусок пирога. – Но еще большие глупцы позволяют страху решать за них.

Ее слова повисли между нами, такие же теплые, как этот пирог. Я вдруг представил, как через годы, может быть, буду сидеть за этим столом с Авророй, а бабушка…

– Эмир, – Фания положила руку на мою. – Любовь – не экзамен. Ты не можешь провалиться.

Я хотел ответить, но в дверь постучали.

Август стоял на пороге, мокрый, как ретривер после купания.

– Ну что, философ, – он стряхнул капли с куртки прямо на пол. – Ты с ней или без нее?

За его спиной Нил и Рил строили какую-то схему из зонтов, а Арон доедал булочку, явно прихваченную по дороге.

– Я… – мой взгляд упал на смятый листок в кармане куртки.

– О боже, – Август закатил глаза. – Он опять в облаках.

Они ввалились в прихожую, принеся с собой запах мокрого асфальта и юности.

– Мы решили, – Нил водрузил очки на нос.

– Что тебе нужен толчок, – закончил Рил.

– Поэтому… – Арон достал из кармана четыре билета.

– На концерт, – закончил Август. – Сегодня. Восемь вечера.

Ты + она + мы =

Я посмотрел на билеты. "Симфония №7".

– Но…

– Никаких но, – Август прищемил мое "но" дверью. – Ты ведешь ее. Мы – группа поддержки.

Они ушли так же внезапно, как появились, оставив меня с билетом в руке и странным чувством, будто вселенная только что сделала сальто.

Я стоял под ее окном, сжимая в руке зонт (черный, обычный) и билет (желтый, необычный).

Как сказать ей о концерте?

Вчерашний поцелуй все еще горел на моих губах, как клеймо. Прекрасное, пугающее.

А если ей не понравится?

Я представил, как она смеется над моей затеей. "Симфония? Ты?"

Но тут дверь открылась, и она вышла – в платье цвета старого вина, с капюшоном, защищающим от дождя.

– Эмир? – ее брови поползли вверх. – Ты…

Я протянул билет.

– Сегодня. Восемь. Если хочешь.

Она взяла его, и в этот момент дождь вдруг стих.

– Бетховен, – прочитала она.

– Я не знаю, нравится ли тебе…

– Люблю, – она перебила. – Особенно вторую часть.

И тут я понял: вот оно. Чудо. Когда ты боишься, что твой подарок окажется не к месту, а он – именно то, что нужно.

Мы пошли рядом, и между нами оставался ровно один билет – как мост между двумя берегами.

Концертный зал "Филармония" встретил нас волной теплого света и гулким шёпотом сотен голосов. Я нервно поправлял галстук (чёрный, отцовский, который Фания хранила все эти годы), когда Аврора взяла меня за руку.

– Ты дрожишь, – она прижала мою ладонь к своему плечу, где бархат платья был таким мягким, что хотелось касаться бесконечно.

– Не привык к классике, – соврал я, хотя боялся совсем другого – как мои друзья примут её, эту девушку, перевернувшую мой мир.

Август появился первым, вынырнув из толпы в своём вечном кожаном пиджаке (который, как он клялся, пережил три падения с мотоцикла).

– Ну наконец-то! – он размашисто обнял меня, но глаза его изучали Аврору.

– Значит, ты та самая…

– Аврора, – она улыбнулась, и я видел, как Август тает, как мороженое на июльском солнце.

– Ты… не такая, как я представлял, – пробормотал он.

– Он думал, ты будешь с крыльями, – раздался голос Нила, который подошёл с Рилом, как всегда, неразделимо. – По мифологии.