Несмотря на ясный день и поднявшийся ветер, под деревьями было сумрачно и тихо. Земля парила, застоявшийся воздух пах прелыми листьями и грибами. Два раза Лена думала, что заблудилась. В эти моменты становилось трудно различить, где проходит дорога, а где начинается лес. Однако, когда тропа стала огибать первый холм (Земляничный, так его называют местные, сказал Геннадич), Лена поняла, что этот путь – единственный. Слева круто вверх уходил склон холма, устланный низкорослым кустарником с мелкими ярко-розовыми цветками, а справа обрывом начинался широкий овраг, соскользнув в который можно было наверняка свернуть себе шею. Высоко в кронах деревьев затрещал дятел.

Чувство суеверного страха ни на секунду не отпускало Лену. Чем глубже она заходила в лес, тем чаще ей стало казаться, что за ней следят. Она обогнула холм и стала удаляться от оврага, когда ей померещилось, что слева, на склоне, от дерева к дереву метнулась темная фигура. Сердце подскочило к гортани, ноги вросли в землю, волосы встали дыбом. Лена схватилась рукой за тонкую березку, будто в случае опасности деревце могло как-то спасти ее. Было очень опрометчиво идти сюда одной. Вообще идти сюда! Чем она только думала!?

Лена несколько минут вглядывалась в чащу, напрягая все свое зрение, но напрасно. Над розовыми цветками пышного кустарника кружили бабочки и пчелы, изредка с дерева срывался лист и плавно пикировал вниз; ничто больше не нарушало лесной идиллии.

Постепенно дыхание пришло в норму, Лена смогла разжать пальцы.

– Кто здесь? – робко спросила она, и звук ее голоса тут же поглотила тишина чащи.

Дятел ответил треском, напоминавшим скрип старых проржавевших дверных петель. Эхо повторило его.

Оставшуюся часть пути Лена проделала ускоренным шагом, стараясь смотреть прямо перед собой или под ноги. Еще не хватало какого-нибудь Вия тут увидеть, думала она.

Спустя полчаса Лена наткнулась на заросшую вьюном и все тем же кустарником с розовыми цветками ржавую ограду. Она отделяла лес от территории старого Красносельского кладбища. Над покосившимися каменными надгробиями и деревянными крестами стелился густой туман.

– Ну конечно, как же без этого, – пробормотала Лена, невольно вспоминая фильмы ужасов, где главные герои, словно подхватив вирус глупости, за каким-то чертом тащились на кладбища и в склепы, где их непременно встречали оборотни, злобные карлики или зомби. И обязательно съедали большую часть группы.

Туман бережно принял Лену в свои объятия и даже, как ей показалось, немного рассеялся, когда она стала продвигаться вглубь, лавируя между невысокими холмиками, где, судя по всему, когда-то были могилы.

«Южная часть – справа от входа, – объяснял Геннадич. – Как войдешь, сразу иди вправо. Дойдешь до Медвежьего холма (и почему меня не насторожило название? спрашивала себя Лена, перешагивая через упавшее надгробие), там и южная часть. По склону ищи свою (свою?) могилу».

Дятел умолк. Сумрак сгустился. Бабочек и пчел больше не было видно. Хлопья тумана постоянно двигались, как живые. Воздух стал спертым и тяжелым, его приходилось с усилием проталкивать в легкие, чтобы не задохнуться. Каждая клеточка кожи источала пот, одежда намокла и прилипла к телу. Пышные курчавые волосы, которыми Лена так гордилась, выбились из-под кепки и безобразно торчали в стороны, несколько прядей облепили лицо. Бедра гудели. Манжеты спортивных штанов задрались кверху, и лодыжки, по которым хлестала трава, беспощадно чесались.

Когда наметился подъем в гору, могилы закончились. Этот – последний – ряд и был ей нужен.

Лена сняла кепку, стянула волосы в тугой «хвост» и, тяжело дыша, двинулась вдоль поросших мхом и травой надгробий. Попадались и совсем сгнившие деревянные кресты, где между расползающимися волокнами копошились белые личинки, и металлические пластины с именами и годами жизни умерших, и большие каменные глыбы, на которых угадывались даже бледные фотографии.