Упс.

– А почему вы раньше пришли? – я интересуюсь, чтобы не молчать.

В тишине строгать помидоры на всё ту же несчастную курицу по-французски скучно, а строгаю я их, потому что готовить меня учат. Мне ведь монстров ещё целый месяц кормить и вообще стыдно в моем возрасте не уметь.

Как заявили некоторые.

К тому же в морозилке нашлось ещё куриное филе, а мои вещи на быстрой стирке. Я же в щедро выделенных рубашке и спортивных брюках, которыми с плохо спрятанной улыбкой снабдил Кирилл Александровича, заодно показавший как включать стиралку и насмешливо посоветовавший не стесняться.

Не буду.

– Вчерашний день вспомнил и отпросился пораньше, – Кирилл Александрович хмыкает и смотрит на мною нарезанные помидоры, чтобы вздохнуть. – Штерн, радость моя, тебя кафедра гистологии ещё с руками не оторвала?!

– Чего?

Я возмущённо смотрю сначала на него, а потом на кружки помидор.

И?

Что ему не нравится?!

– Они у тебя насквозь просвечивают, Дарья Владимировна, – вздыхает Лавров и наглядно демонстрирует под смешки сусликов. – Тебе с твоими талантами только препараты готовить на гисте.

Спасибо.

Буду иметь в виду.

– Ваша картошка не лучше, Кирилл Александрович! – я фыркаю и пластом демонстративно трясу у него перед носом.

– Думаешь? – он глядит задумчиво.

Расплывается медленно в нехорошей улыбке, очень нехорошей, и торжественно провозглашает, вручая луковицу:

– Отлично, тогда лук режешь ты!

– Эй… – я растерянно перевожу взгляд с него на луковицу.

И… и стиральная машинка заканчивает стирку очень вовремя, оглашает квартиру настойчивой трелью.

– Извините, у меня вещи, – лук с очаровательной улыбкой я возвращаю ему и под мрачное «Штерн!» несусь в ванную.

***

На часах шесть тридцать, когда я придирчиво окидываю себя взглядом.

Вздыхаю.

Макияж сегодня естественный до предела и найденная в сумке тушь положения не спасла. Можно было и не находить, у меня ресницы и так длинные. Вот хайлайтер и карандаш мне бы не помешали.

Ещё и волосы – предатели, не укладываются и разлетаются.

И половину шпилек я благополучно растеряла за день, поэтому вторую вынимаю сама, оставляю свою копну распущенной.

Сойдет.

На четверочку.

С минусом.

Лёнька будет недовольным.

Особенно опозданием, поскольку вовремя я уже не успею, а значит ему придётся стоять одному и быть дураком, который объясняет отцу: где его девушка шатается.

Ещё раз вздохнув, я таки выхожу из ванной.

Чтобы одетых сусликов и Кирилла Александровича в прихожей с изумлением увидеть, застыть на пороге непонимающе.

Монстры нетерпеливо переминаются с ноги на ногу, переталкиваются, а Кирилл Александрович ворчит с досадой:

– Дарья Владимировна, долго стоять собралась? Поехали, если не хочешь опоздать…

6. Глава 5

Домой я возвращаюсь поздно.

По темноте.

И под ворчание Лёни, которое я перестаю слушать, когда замечаю около нашего подъезда белеющую во мраке машину скорой.

Кажется, я прощаюсь невпопад, перебивая его. Кажется, Лёнька что-то кричит вслед. Кажется, я теряю влажные салфетки и ручку, пока ищу ключи. Кажется, я расшибаю ладони, когда падаю на своих обалденных босоножках на первых же ступеньках. Кажется, я их стягиваю и несусь, раздирая тонкий капрон чулок, на седьмой этаж босиком, потому что лифт ждать невыносимо и так быстрей.

Не знаю.

Способность думать возвращается, когда я вижу выходящих из нашей квартиры врачей и Димку, что прощается, собирается закрыть дверь, но меня замечает.

– Данька… – он улыбается натянуто, отступает вглубь коридора, чтоб растеряно протянуть, – а мы тебя сегодня не ждали.

Не ждали.

Знаю.

Час назад я звонила маме, что останусь у Лёни, вот только её излишне бодрый голос мне не понравился. Насторожил, и я настояла, чтобы мы ушли раньше, поставила ультиматум, объявив, что уйду в любом случае, вызову такси.