Я до центра города-то доберусь впритык.

– Всё, – Кирилл Александрович смотрит на часы, – я ушёл.

Лавров объявляет решительно, целует торопливо сусликов в макушки, бросает грозно-предупреждающий взгляд на меня.

Удаляется.

Завидую.

Ибо две требовательные физиономии, перестав махать руками на прощание, оборачиваются ко мне, прищуриваются и, уперев руки в боки, объявляют хором:

– Мы хотим гулять!

– Сейчас?!

Суслики, ещё девяти утра нет, а вы уже злодействуете!

– Да!

– Нам Кирилл дрон купил, – горделиво дополняет Ян, указывая на коробку квадрокоптера.

Ясно, гулять мы идём прямо сейчас.

***

Одиннадцать.

И я бодро выстукиваю Лаврову, что всё хорошо.

Мы не разнесли квартиру и не переубивали друг друга. И вообще, из потерь только моя совесть и честность, потому что пока монстры в своё удовольствие и на ужас соседей носятся с квадрокоптером по всему двору, я пытаюсь объяснить Лёне, где я и что делаю.

Рассказать правду, кою кроме Эля и Ромы с Милой никто не знает, чревато. Ибо рассказывать придется всё, начиная со спора, а Лёнька и без того моих не любит, поэтому ему я сочиняю про Лину, у которой кошка, ветеринар и панлейкопения под вопросом.

И да, мы с ней в клинике.

Бросить подругу в столь сложной ситуации я не могу, а с Лёней я не могу не поделиться подробностями, коих он не выдерживает и торопливо прощается уже на клинических проявлениях.

Напоминает напоследок, что ждёт в семь у колонн входа.

И я уже открываю непрочитанные сообщения от Эля, когда на весь двор оглушительно и тревожно звенит: «Даша!!!».

Кажется, отчаянный визг отражается от окружающих нас домов, возвращается и бьёт меня по голове. И с лавочки я подскакиваю моментально, озираюсь, пытаясь понять, где именно вопящие монстры.

Замечаю, что пёстрая бандана со знакомыми смайликами мелькает за кустами акации, к которым я и подрываюсь.

Точнее быстро-быстро ковыляю.

Чёрт, чёрт, чёрт, монстры-суслики, мои босоножки предназначены для красных дорожек под руку с кавалером, а не для асфальта и газона на максимальной скорости.

– Да-ша!

– Что, вас убивают?! – я, продравшись сквозь кусты, рявкаю то ли с надеждой, то ли… с обречённостью.

И оравшая Яна от неожиданности осекается, моргает изумлённо, глядя на меня. Ян же сидит на земле и, подняв руку, пытается осмотреть локоть.

– У него кровь! – закрыв и снова открыв рот, сообщает Яна, прижимается щекой к здоровой руке брата.

Вижу.

И разодранные коленки я тоже вижу.

– Суслики, чтоб вас… – я бормочу тихо.

Но они слышат и головы задирают.

Утирает нос ладошкой Яна, смотрит огромными глазищами со слипшимися от слёз ресницами, а Ян глядит нахохлившимся воробьём и губы обкусывает.

– Я крови боюсь, – всхлипывая, шёпотом сознается Яна.

– А я нет, – я цежу хмуро и…

… и одежду я, видимо, испортить тоже не боюсь, потому что беру недовольно вякнувшего и насупившегося Яна на руки.

И о порыве доброты и замаранных кроссовками штанах я пострадаю позже, прикину масштабы катастрофы, когда обработаю боевые раны и удостоверюсь, что ничего серьёзного с монстром не случилось.

– Где? – я ссаживаю тяжёлого суслика на стол рядом с раковиной в кухне, выдвигаю верхний ящик. – Где в этом доме аптечка?

– Нижний ящик, – Ян бурчит.

Тянется к коленке.

– Руки убрал!

– Не кричи на ребёнка!

– Суслик, я не кричу, я советую, – я просвещаю его с ласковой улыбкой Джокера и, настроив тёплую воду, мочу край полотенца.

– Ай! – Ян дёргается.

– Терпи.

– А ты ему зашивать будешь? – Яна любопытствует от двери.

– Угу, рот, – я фыркаю, стираю грязь вкруговую от боевых ссадин. – Обоим. Руку давай сюда.

Правую конечность мне протягивают с великим одолжением, корчат физиономию, которой только душераздирающую агонию иллюстрировать и можно.