Нужные тебе люди Татьяна Авлошенко

Корректор Ирина Суздалева

Иллюстратор Ксенон

Дизайнер обложки Клавдия Шильденко


© Татьяна Авлошенко, 2025

© Ксенон, иллюстрации, 2025

© Клавдия Шильденко, дизайн обложки, 2025


ISBN 978-5-0067-0689-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я вернусь, я вернусь, что мне годы и версты?
Я вернусь, я вернусь, что мне бури и тьма?
Я вернусь, я вернусь, пусть погаснут все звезды
И дороги закроет седая зима.
Я вернусь, я вернусь, пусть забыли меня
И не ждут, и ни слова не скажут в ответ.
Я вернусь, я вернусь к очагу без огня,
Я вернусь к двери дома, которого нет.
Я вернусь, я вернусь, хоть зачем это надо —
Возвращаться туда, где тревога и грусть,
В черноту бурелома из райского сада?..
Я не знаю, не знаю… Но все же вернусь.

Пролог

Говорят, что тем, кто постоянно живет в Кардисе и при этом любит этот город, вряд ли дорог разум.

Кардис сказочно красив с конца весны и до поздней осени – все время жизни листвы, с того дня, как деревья окутывает нежная зеленая дымка, и до того, как начнет тускнеть покрывающая землю мозаика всех оттенков золота и багрянца.

Все остальные дни он серый, сырой и хмурый. У этого города два обличия, он – оборотень. Такой же, как и я.

Очередная медная монетка ушла на глубину, даже не потревожив свинцовую рябь реки. Проходящий мимо усатый патрульный взглянул с подозрением, но задерживаться не стал. Ну, стоит на набережной Эневе молодой грустный парень – так пусть и дальше стоит. Помимо патл, которые щенок отрастил чуть ли не до пояса, ничего подозрительного или достойного внимания в нем нет. Бросил что-то в реку? Так не сам же через парапет сиганул, и мусор по воде не плывет. А до прочего стражу порядка дела нет.

Никому нет дела.

Я провел в Кардисе пять лет. Самых счастливых в моей жизни. Я сбежал сюда, как только закончил школу, с твердым намерением никогда больше не возвращаться домой. Слишком много плохого было связано с имением Туманное Озеро. Желают дорогие родственники прибрать его к рукам? Пожалуйста! Пусть бодаются с дядей Сэульвом и пытаются обойти закон. Три раза «Ха»! А про школу, где сперва травили, а потом просто делали вид, что меня не существует, и думать не хочу. Хватит!

С такими настроениями я приехал в Кардис. Сам удивился тому, что поступил в институт.

Сказать, что в Кардисе для меня началась новая жизнь? Нет, просто здесь я наконец-то начал жить.

Пять лет. А теперь все закончилось.

Наш тренер в фехтовальном клубе часто повторял, что не всякий удар нужно отражать. Иногда достаточно просто уклониться. Если же не получается ни того ни другого, можно попытаться использовать силу противника против него же.

Раз уж я в который раз оказался никому не нужен, то какой смысл идти против судьбы? Не проще ли наконец принять очевидное и примкнуть к себе подобным?

Последняя монета – «счастливый» медный пятак, с которым я прошел все экзамены, полетел в реку. Дальше на набережной делать было нечего.


Вербовочный пункт наемников располагался в полуподвальном помещении на окраине города. Ни вывески, ничего. Только чья-то шаловливая рука написала на двери мелом: «Послали к чертям? Вам сюда!» и изобразила указующую стрелку.

Вербовщик – мрачный лохматый мужик – походил на огородное пугало, к которому сверху приделали банный веник. Он окинул меня равнодушным взглядом и молча ткнул пальцем в стену, к которой были прикреплены несколько помятых листков. Разговаривать он явно не собирался – и без того ясно, чего ради люди являются в это небогоугодное заведение.

Шрифт, который выбрали для печати устава наемников, был крупным, а самого текста – мало. Смысл сводился к тому, что любой подданный королевства Сиргарен, достигший совершеннолетия, может записаться в серые отряды, а после убедить потенциального заказчика или капитана, набирающего народ на очередной контракт, в своей полезности. Подписать договор и выполнять его условия. Получить свою долю оплаты или угробиться в процессе достижения цели. Бойцы серых отрядов берутся за дела, которые больше никого не прельщают. Наемников называют «никому не нужные люди». Я бы сказал, люди, которых не жалко.

Я вернулся к столу. «Веник» еще раз оглядел меня, на этот раз с подозрением:

– Документы давай!

Я хотел привычно предъявить диплом, но вовремя спохватился, что здесь он ничего не значит. Выложил только паспорт.

– Восемнадцать есть?

В королевстве Сиргарен проживают представители разных рас, и власти время от времени предпринимают попытки вывести соответствие их возрастов, но затея эта каждый раз терпит крах. Поди подели на возрастные категории вечно юных русалок и рождающихся старыми кикимор. У гномов и эльфов, кроме них самих, вообще никто ничего не понимает. У оборотней детство равно человеческому, но чем старше обладатель двух сущностей, тем больше лет проходит до достижения нового рубежа. Для меня настоящая взрослость наступит через три года. Но трезвонить об этом на каждом углу я не собираюсь.

Раз уж повелел король Адельстан всех граждан считать людьми, то и совершеннолетие наступает, стоит прожить на свете восемнадцать календарных лет.

«Веник» демонстративно заглянул в мой документ, потом перевел взгляд на меня:

– А ты его часом не у старшего брата свистнул?

– Кого?

– Паспорт. А то ведь явятся родители, устроят скандал – во что мы ребенка втянули.

Мои точно не явятся.

– Мне двадцать один год.

Я хотел все-таки достать институтский диплом, но вербовщик уже протянул мне паспорт, скептически хмыкнул, а потом выложил на стол разлинованный бланк и поставил рядом чернильницу с воткнутым в нее облезлым пером.

– Анкету заполни. И расписаться не забудь.

Анкета была простой. Имя, возраст, где собираюсь жить ближайший месяц. Имена и адреса наследников.

– Куда тело в случае чего доставить, – любезно объяснил вербовщик. – Ну и барахлишко, какое от тебя останется. Если никого нет – ставь прочерк. Но не обессудь, закопают тогда за государственный счет, по низшему разряду.

Я мстительно вписал координаты тетушки Марджори. Она никогда не упускала возможности напомнить, какой я позор для рода Лусебрунов, так пусть позаботится о достойном, «правильном» погребении. А дело это муторное и хлопотное. Хотя я собираюсь выжить.

«Веник», едва взглянув на заполненную анкету, смахнул ее в ящик стола:

– Через два дня придешь за лицензией. А сейчас свободен.

Продавать свою жизнь оказалось совсем не сложно.

На круги своя

.…Дверь вылетает с полпинка. Стоящая посреди комнаты тетка с воплем кидается в угол. Да, есть чего испугаться – морда у меня сейчас и помимо трансформы зверская. Но мать-то, если верить легендам, должна была броситься в другую сторону, туда, где в манежике, испуганно тараща голубые глазенки, сидит розовый детеныш примерно года от роду.

Может, на няньку нарвался? Быстро перевожу взгляд на истошно визжащую особу. Точно мамаша. Не тетка, довольно молодая красивая женщина, только лицо от крика перекосило.

– Не трогай меня! Не трогай!

Да нужна ты мне, курица! И детенок твой черта сдался, но контракт есть контракт.

Замотав мелкого в одеяло, я выхватываю его из кроватки. Жду, что на меня сейчас набросится разъяренная тигрица, но ничего подобного не происходит. Горе-родительница по-прежнему верещит в углу, но даже сквозь ее визг можно расслышать топот на лестнице. Естественно, внутри замка должны находиться слуги.

Драться в коридоре мне сейчас совсем не с руки, но окно детской находится как раз в полутора метрах над крытой соломой крышей пристройки. Спрыгиваю, словно с горки съезжаю по наклонному скату, приземляюсь, ударяюсь обо что-то голенью…

Будь трижды проклят тот, кто убирает этот двор! В ноге что-то хрустнуло и, кажется, сместилось. Больно! Но это не горе.

Во дворе вовсю бушует драка. Люди в бело-зеленых ливреях сошлись в рукопашной с разнообразно вырядившимся сбродом. Холеный мужичонка только что не выпрыгивает из окна первого этажа, выкрикивая приказания. Ему нет дела до отпрыска любовницы, но как стерпеть то, что кто-то влез в его курятник? Месть, смерть и преисподняя!

Ребенок у меня на руках недовольно вякает, размышляет секунды три и заходится отчаянным ревом не хуже своей маменьки. На удивление голосистая семья.

Не блажи ты так, мелочь пузатая! Не колдунам на зелья тебя продать собираемся.

Передо мной вдруг оказывается оседланная лошадь. С другой стороны – еще одна. Бородач из нашего отряда, наклонившись с седла, протягивает руки:

– Дите не помял?

– Что ему сделается! – Сунув соучастнику верещащий сверток, вскакиваю в седло.

В глазах темнеет, дыхание перехватывает от боли. Но сейчас не до этого.

Бородач по-разбойничьи свистнул, и тут же наши сообщники по похищению, бросив драку с обалдевшими от такой наглости слугами, помчались к воротам, за которыми оказалось еще несколько оседланных лошадей из хозяйской конюшни.

Миг, и о нападении серого отряда свидетельствовала только клубящаяся над дорогой пыль.


Лошадей пришлось бросить у края болота. Вот странно: до людей мне дела нет, а животных всегда жалею. Хотя этим-то коникам ничего не грозит. Скакали мы недолго, никого не загнали, а седлал их, пользуясь суматохой, и выводил за ворота… этот… как его… Трэкул. Он, судя по ухоженной бороде, скаегет, а данный народ, живущий в общинах в соответствии с вековыми обычаями и по законам своей религии, ко всякой домашней скотинке относится бережно. Заберут лошадок слуги барона Феглица, вернут в родную конюшню.