Новелла III эротическая. Ольга и её тётушка Катрин. Легенда о времени Оно Сергей Козик
Старинная мелодия, – томление на сердце,
Как вересковый мёд, забыта навсегда.
Хранят секрет той музыки лишь избранные дети
И опытные старцы, прошедшие лета.
Кто вспомнит ту мелодию, тот обретёт бессмертье
Владыкой станет Времени и покорит века…
1707 ГОД. ИСПАНИЯ.
ПРЕДМЕСТЬЕ МАДРИДА.
НАЧАЛО СЕНТЯБРЯ
Туманно-моросящая погода по планам Жака должна продлиться с ночи до полудня. Это обстоятельство помогало покинуть замок незамеченным, даже не особо рано выезжая. Но всё равно, вопреки благоприятствующему ненастью, едва осветилось небо на востоке, лошади и повозки уже стояли у ворот.
Под изморосью, чмокая в грязи, шесть черных гроба загрузили в одну кибитку, отдельно от скарба. Пажи замка и конюшенные, грузившие их, молчали.
Каждый раз притрагиваясь ко гробу они крестились по три раза. Пять гробов показались для челяди очень тяжёлыми, шестой – лёгким. Гробы имели клеймо буквой «К» в круге, без крестов на крышках.
Грузившие, со страхом для себя, нащупывали с боков отверстия для ключей. Гробы, закрывающиеся на ключи, – шкатулки для хранения… Для хранения чего? От одних только догадок у простолюдинов вставали дыбом волосы.
Когда погрузка закончилась, Жак, будучи уже в седле, хрипло скомандовал:
– Тронулись!
Кромсая широкими деревянными колёсами унавоженную грязь, две кибитки затряслись по направлению к воротам. Жак, в черном плаще и треуголке, от зябкой сырости втянув шею в плечи и закутавшись в чёрный шарф, следовал верхом на лошади позади. Его ссутулившаяся фигура казалась силуэтом всадника без головы, но с прикрытой треуголкой на месте шеи.
Когда за Жаком и его кибитками, грохоча засовами, заперли главные ворота, один из конюхов произнёс с облегчением.
– Кошмар завершился? – произнёс подошедший к конюху с ещё тремя пажами простолюдин, помогавший при погрузке скарба.
– Всё, отмучались… – ответил местных конюх, надел раскисшую на дожде широкополую фетровую шляпу.
Они сгрудились у начала колеи от уехавших кибиток Жака.
– Чего я только не грузил, но впервые грузил гробы с вампирами. Да, уж это ещё та работёнка…
– Говоришь, грузил!… Я жил с этими гробами полгода в одном коридоре замке! И такого повидал, что вам и не снилось. Этот «месье Жак» ночами кормил обитателей гробов, разговаривал с ними и даже сражался с ними на шпагах. Я не видел, но слышал звуки щелчков шпаг и мужские голоса…
– А привидение чёрной собаки? – добавил другой паж. – Все деревни округа видели её… И слышали её вой. Она как-то по-особенному выла. Даже волки не понимали её. Наверное поэтому их стаи ушли из лесов! Это может единственное хорошее, что принесло людям присутствие Дьвола. Одно зло вытеснило другое.
Подтверждая правоту слов рассказчика, собравшиеся у начала колеи, закивали головами.
– Это был оборотень, не волк. Скорее всего, он-то и лежал в «лёгком» гробу.
– А я видел сразу троих мертвых Жаков лежащих на полу. Все в чёрном. Какой из Жаков был сейчас в седле одному Диаволу известно. Слышал, что он свою собаку кликал Вельзевул. А это, как известно, одно из имён Сатаны…
* * *
Жак не мог сдержать слёз, и потому ссутулился в седле, пряча лицо в шарф от взглядов кучеров – доверенных слуг, сидящих сейчас на козлах кибиток.
Вчера из Мадрида пришло письмо от нотариуса, где его извещали, что бракоразводный процесс с Катрин, дочерью Вальдемара Богемского-Мерлин, окончен. Церковь дала своё согласие… Все согласие дали! Весь мир, как считал Жак, «согласовал» эту несправедливость, а он – нет…
Но впредь перед всем миром – Катрин, его жена, вновь девица, а он холостяк.
Он был уверен, что эта «девица» ему в отместку начнёт вести жизнь отнюдь не девицы!
У Жака при этих мыслях заныло в груди ещё сильнее, и он, пришпорив коня, решил обогнать кибитки. Ему вдруг представилось, как прямо сейчас поутру, некий месье удовлетворяется его Катрин… Она стонет и целует, и лижет, и сосёт… пропускает горделивый пенис чужака во все свои тайные места с остервенением с распущенностью последней шлюхи…
Начав было обгонять кибитки, Жак не сдержался, отъехал на обочину, спешился и, прислонившись лицом к дереву, зарыдал в бессильной ревности, кусая мокрую кору.
«Какая же дура! Неужели она не понимает, что узнай он о её блуде, больше он к ней ни-ког-да не притронется! Ни-ког-да! Такова натура уважающего себя мужчины, так считал Жак.
Никогда!
А она, дура, пытается «простимулировать», вызывая ревность!
Ревность всегда бесплодна и это очень больно.
Ревность убивает любовь, перерождая её в затаённое ожидание мести…
А ещё обидно, что выйдя из её спальни, этот «горделивый пенис» в первой же таверне будет похваляться, как он всю ночь дрючил какую-то тупую дурёху, имени которой он уже не помнит. И Жака вновь пробило на рыдание…
Кибитки остановились в отдалении, ожидая его. Жак понуро, ведя лошадь под уздцы, шагал за ними следом. Теперь его слугам не надо было претворяться немыми и они, спрыгнув на землю, подошли к нему.
– Месье, не стоит так переживать! Месье… – заговорил первый подошедший слуга.
У Жака было двое слуг. Они были неразлучными друзьями. Тайну их знали Жак, бывая жена Катрин и ещё несколько близких Жаку людей. Их звали Марсилио и Джованни. Они представлялись – Марс и Жо. Оба почти одного возраста. Они были преданы своему хозяину и искренне сопереживали в период его страданий.
Слуги подошли со спины. Жо заговорил:
– Хозяин, не стоит так убиваться.
Марс подхватил, голос у него был, как у натурального кастрата, но кастратом он не был.
– Вся гадость от этих баб… Тьфу.
Произнесённая тонким фальцетом, эта фраза рассмешила Жака. Он улыбнулся, глотая слёзы и дождинки, капающие с верхних веток дерева.
Жо продолжил:
– Надо спешить, хозяин. Эти местные могут нас пожечь, лучше выехать из их земель до того, как туман рассеется.
Жак прокашлялся:
– Сейчас ребята, сейчас. Не могу терпеть. Всё выворачивает изнутри, когда представляю, как ею наслаждается какой-нибудь откровенный ублюдок. Ведь я ей жизнь отдавал!
У Жака вновь перехватило и он заплакал, отвернувшись.
– А вы не фантазируйте. – опять вклинился полуженский фальцет Марса.
– Не могу. Само в голову лезет. Я теперь понимаю Наполеона и Жозефину…– ответил Жак и, не снимая перчатку, утёр лицо от влаги.
«Неразлучники» переглянулись.
– Кто такие Наполеон и Жозефина?
– Ах, да! Вы их ещё не знаете… Такая пара натуралов. Он – генерал, женился и уехал в поход, в Египет, а она с простым гусаром… Наполеон генералом-то стал ради неё! Всё ради неё, чтобы она всегда была только его… А она… вот так дёшево, дешевле некуда, всю его жизнь предала ради удачно торчащего огурца.
– Может, вы слишком одухотворяете, то, что для простушки женщины – естественная животная прелесть.
– Нас мужчин такими Сотворил Творец. Превозносить женщину, одухотворять её и не видеть её несовершенства. – ответил Жак на сказанное Жо. – Немного наивными и трогательными, фантазёрами… Любого силача ревностные переживания способны свалить наповал. Ты Марс представь, а что, если Жо спутается с другим.
– С женщиной пускай путается. А вот, если с мужчиной… наверное – да. Вы правы хозяин…
Марс взглянул на Жо и сделал наиграно злую рожу.
– Попробуй у меня только спутаться. Убью!
И показал кулак.
Жо, в упор, глядя на волосатый кулак Марса, тонким фальцетом ответил:
– Вот так хозяин попал я в жуткое <…> 1рабство. Жо, ты есть грубиян и мужлан… Тьфу на тебя… и ещё раз на твой волосатейший кулак, тьфу.
Жо улыбнулся и убрал кулак от носа Марса.
Ливень усилился. Они, скользя по грязи, стали расходится по кибиткам. Жо влез на кибитку и, привстав на козлах, оглянулся вдаль:
– Хозяин! – окликнул он Жака и показал на дорогу за их спинами.
Жак уже был в седле, обернулся, но не увидел ничего. Он достал из кармана очки велосипеды и водрузил на нос. В точке крепления дужек нажал и линзы очков мгновенно почернели до полной непроницаемости. На них стали видны глаза Жака, но в негативном изображении. Негативные глаза внимательно стали всматриваться в туман, то расширяя, то сужая зрачки.
Жо, стоя на козлах, а рядом с ним Марс на земле, ожидали резюме хозяина. Наконец тот произнес:
– Да, Жо! В тонком слухе тебе не откажешь. Скорее всего, идут по нашу душу. Вы поезжайте, а я вас догоню. Надо приостановить этих ретивых мужланов.
* * *
Кавалькада их шести всадников с факелами в руках мчалась по дороге от постоялого замка по следу колеи кибиток Жака.
Холодные воды луж, смешанные с грязью, хлестали по пузам лошадей и сапогам седоков. Старший, на первом рысаке, оглядывая обочины и саму колею, крикнул:
– Похоже, скоро нагоним. Они тут стояли. Не будем останавливаться, с ходу бросаем огонь на парусину кибиток, льём масло и сразу уходим!
Кавалькада прибавила ходу, но вдруг лошади заупрямились, затормозили и закружились, сбиваясь в кучу.
– Что с лошадьми! – не в состоянии продолжить преследование, вопрошали всадники.
– Тишина! Ни звука! – приказал старший.
Едва успокоив скакунов, обхватив морды животных в обнимку, они стали прислушиваться. Лошади подняли уши. Люди затаили дыхание. В тишине стали слышны звуки капель, колотящих по кожаным шляпам и их пшиканье при попадание на факельное пламеня.
– А вот и она… – с дрожью в голосе прошептал старший.
Впереди на дороге, метрах двести за клубами тумана виднелся чёрный силуэт собаки.
