– Все ли её видят? – в полголоса прохрипел старший.

– Да, все. – подтвердили спутники.

До них донёсся пронзительный вой. Лошади попятились.

Собака не сходила с места. Замерла. Будто и выла не она, а гудел весь окружающий дорогу лес. Эхо воя повторилось дважды. Затихло. Собака не уходила с дороги.

– Ну, его на хрен! – вскрикнул один из всадников и, соскочив с лошади, стал её тянуть поводьями назад, но лошади это не требовалось, она дернулась, сшибла с ног человека и помчалась, сумашедше выпучив глаза, назад, домой.

Люди побросали факела, крепко ухватились за поводья и гривы. Вся кавалькада в панике помчалась вспять. В их бегстве трудно было найти зачинщика, того, который напугался больше – лошади или люди. Когда они скрылись из виду, собака спокойно поднялась и, шлёпая по грязи, неспешно затрусила в противоположную сторону.

Ливень вновь усилился.

1707 ГОД. КОРОЛЕВСТВО ВЕЛИКОБРИТАНИЯ. ЛОНДОН.

4 СЕНТЯБРЯ. 01. 30 НОЧИ.

ГДЕ-ТО В ЖИЛОМ РАЙОНЕ НЕДАЛЕКО ОТ ВЕСТМИСТЕРСКОГО ДВОРЦА.

В тот период Катрин было двадцать семь лет.

Корабль, доставивший её с побережья Франции в Лондон, через устье Темзы, прибыл в порт очень поздно, за полночь.

Шторм, разразившийся в море, будоражил Ла Манш более суток, не давая морякам направить судно в речной фарватер. Когда, наконец, пассажиры шхуны высадились в порту столицы Великобритании, время ушло далеко за полночь.

Едва лошадь Катрин сошла с досок порта и зацокала по портовой кладке, девушка, поправив подпругу уставшими медленными движениями села в седло. Ей хотелось спать, поесть горячего, прогреться. Она была уверена, что Ольга уже затопила камин и приготовилась к её встрече. Катрин дёрнула вожжи и скомандовала лошади:

– Домой! Пошла!

Лошадь тронулась и неспешно двинулась к пансиону, где располагалась их съёмная Лондонская квартира. Лошадь знала дорогу. Катрин почти сразу стала клевать носом в седле.

Лондон был тёмен и затуманен. Зябко, сыро и тихо. Очень редко на перекрёстках встречались лампы с китовым жиром.

Цоканье копыт прерывалось только при переходе с уличной грязи на дорогу с каменной кладкой. Их мерный звук окончательно убаюкал Катрин…

Лошадь вошла в тёмную подворотню и дёрнулась в сторону, захрипев. Кто-то её крепко схватил под уздцы. Катрин вздрогнула и открыла глаза.

Но её уже сдёрнули с коня и схватили за руки и за ноги. Она стала оглядываться, но нападавшие были в масках.

– Что вам надо, отпустите! – вскричала Катрин.

Люди в масках деловито переговаривались. Завели Катрин руки за спину, будто хотели повесить её на дыбу и сдёрнули штаны до ботфорд. Катрин пыталась выскочить, выкрутиться, почувствовал себя лягушкой, которую вот-вот надуют мальчишки соломенкой через зад, но её держали пятеро за ноги и руки на весу.

– Через колено её положите. – пробасил полушёпотом кто-то прямо у неё за спиной.

Катрин оказалась в собачей позе.

– Perverts, you're poking in the wrong place… / Извращенцы, вы не в то место лезете… – через хрип и болезненное оханье, натужно застонала Катрин, чувствуя, как нечто упругое начинает искать в её промежности себе место для наслаждения.

Плача, она простонала бессильно.

– I will personally chop off your dicks! /Я лично отрублю ваши жалкие пенисы!/

– Don't scare me, longnose! Or we'll drown you in the Thames! No one will look for a Jewess. / Не пугай, длинноносая! Или мы утопим тебя в Темзе! Никто не будет искать жидовку./ – прохрипел через приливы похоти кто-то из насильников…

– Я не жидовка, я … – тихим обречённым голосом заплакала Катрин, чувствуя, как через боль насильник прорвался да самого нутра и теперь туго по-хозяйски ходил, самодовольно рыча и ускоряя темп своих фрикций… – Я не жидовка… – прошептала Катрин. Слёзы полились у неё из глаз, стекали по носу на землю. Она глядела на их мокрые отметины на грязных камнях, сжав зубы и стараясь не издать ни звука…