– Лживая тварь, – хмуро сказал Иоахим.

– Много как меня называли. Но это вот было действительно обидно. Называть меня лживой не осмелился еще ни один дурак.

– Мне можно. Я тебе нужен.

– Очевидно, иначе я не стала бы тут перед тобой, неблагодарным, распинаться. Но и я нужна тебе. Это лучшая форма сотрудничества – взаимовыгодный обмен. Услуга за услугу.

– Что ты дашь мне за то, что я возьму с собой Исинию?

– Отлично, деловой разговор. Ничего, Иоахим. Я не заставляю, просто советую. Девочка может пригодиться, но не хочешь – не бери.

– Ты высоко ценишь свои услуги, нечестивая, – ухмыльнулся Иоахим. – Если конечно, ты не просто…

– Не просто. Ты уже это понял.

Иоахим встал, отряхивая песок со штанов и камзола.

– Как именно ты собираешься спасти Исинию? Я имею в виду, не эту рыжую…

– Я поняла. Твою жену. Обязательно расскажу, Иоахим, но для этого потребуется больше времени. Это непростая концепция, потому что изменить ее предопределенную судьбу – это серьезный вызов, который потребует от нас кое-каких жертв. Тебе придется потерпеть в ожидании ответа. И довериться мне.

Иоахим кивнул, соглашаясь. И с облегчением подумал, как хорошо, что он не проклят, как Нова, и может лгать.

Потому что он понимал, что доверять этой женщине… нет, этой сущности, так правильнее… доверять ей нельзя.

***

Как и говорил Лигон, ночь оказалась достаточно сухой и теплой, чтобы дорога подсохла, и путники смогли тронуться дальше в Сертерию. Перед отъездом из Добрых Холмов, Иоахим зашел попрощаться к хозяйке постоялого двора.

Он рассказал ей о болезни жены, о страшном предсказании, обещавшем ей скорую смерть. Упомянул о новом столичном лекаре и предложил отвести к нему дочь Каты. Увидев в ее глазах слезы, Иоахим обнял ее и тем окончательно заслужил ее доверие. Когда-то они с Исинией спасли эту семью, и вот снова – спасают… Возмущенную совесть он легко подавил мыслями о больной жене.

Иоахиму было трудно выслушивать благодарности и благословения, пока девушка собиралась в путь. Он постарался поверить, что ничего страшного с ней не происходит. Просто легкое недомогание и чересчур мнительная мать, которая волнуется за дочь. А что касается Новы, которая не может лгать… Кто сказал, что не может? Написано в старой легенде?

Когда это было основанием для каких-либо разумных умозаключений?

– Вообще, конечно, ни разу не подозрительно, – криво усмехнулась Исиния. – Два старика и молодая девушка… Люди могут всякое плохое подумать.

– Нам вообще-то слегка за тридцать, – ответил Ларк, на что Исиния криво усмехнулась:

– Ну да. Я вроде так и сказала.

Иоахим уже успел пожалеть, что взял ее с собой. Во всяком случае, оставшийся путь они планировали пройти за один день, так что он решил, что вытерпеть эту девчонку будет по силам. Скверный характер невозможно было объяснить подростковым бунтом, так что здесь, вероятно, было что-то еще. Удивительно, насколько Исиния была непохожа на своего серьезного и скромного отца, так что Иоахим, пожалуй, и не удивился бы неверности Каты. Он не верил в это лишь потому, что видел, как она подтвердила свою любовь делом. С такими чувствами не предают.

Ката ласково называла малолетнюю рыжую бестию «огоньком», что Иоахиму казалось очень неподходящим. Пообщавшись в этим ребенком, он смог на себе ощутить остроту ее языка и обжигающую резкость ее слов. Для Исинии не существовало никаких авторитетов. На родителей и в целом взрослых она смотрела свысока, нормы общественного этикета ничего для нее не значили. Ларк очень скоро выяснил, что в Создателя она не верит (чему Иоахим нисколько не удивился). Исиния, едва заметив красный пояс будущего академика богословия, сразу приступила к насмешкам над его верой, достаточно тонким, так что, очевидно, она была хорошо знакома с объектом своих издевок. Даже циничного Иоахима это коробило.