Носферату: невеста смерти Корвинус Олеандер

© Корвинус Олеандер, 2025


ISBN 978-5-0064-9529-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Мать!

Ты, глотающая звёзды,

Сеющая тьму на земле,

Вершительница всех зол,

Сокрытая!

Чем я прогневала Тебя?

Не я ли, следуя Твоему завету, много лет изводила скот простецов?

Не я ль насылала пагубу на их урожаи?

Не я ль наводила порчу на их жен и мужей, на стариков и детей?

Не я ли похищала их неразумных младенцев? Не я ль варила их в медных котлах?

Где же ты, Мать? Отчего оставила меня? За что посылаешь мне это?


Геката бежала изо всех сил.

На взрыв аорты, на разрыв сухожилий бежала она. Обхватила уже заметный живот и подтянула ладонями вверх, дабы каждый удар стопы о землю не отдавался во чреве острою резью.

Её дитё, лишь оно в тот миг имело значение.

Смерть снова гналась за ней по пятам. На этот раз – в облике злющих псов и мужиков с топорами и вилами.

В скорости своего бега Геката не уступала преследователям, однако понимала, что уйти от собак, когда их хозяева крикнут «фас!» и спустят их с привязи, не сможет. В другое время ушла бы и от собак, но теперь ее чрево было слишком тяжелым, и от былой прыти не осталось и следа. Она стала медлительной и неповоротливой как беременная лосиха.

И говорила в мыслях своих: Измотай их. Выдержи этот темп два-три часа – и они отстанут. Говорила: Ты сможешь. Говорила: Главное – чтобы они не спустили псов…

Но они спустили. Спустили и крикнула псам своим: фас!

И псы их, словно спущенные с тетивы арбалетные стрелы, устремились к цели. И в тот же миг разрыв между ней и ее погибелью стал стремительно сокращаться.

Восемьдесят шагов. Семьдесят. Шестьдесят…

Через несколько мгновений первый и самый быстрый зверь вцепится ей в ноги и начнёт вырывать из голеней и бедер ее куски кровавого мяса. Но не это пугало ее, а то, что ее дитё не познает радости полета над облаками, не испытает счастья служения МАТЕРИ, не опалится черным огнем колдовства…

Пятьдесят шагов. Сорок. Тридцать…

Еще несколько мгновений и звери будут терзать ее тело, захлебываясь кровью и восторгом.

Вдруг приметила во тьме, на берегу реки истлевшую изнутри ветлу. Удар молнии. Сгоревшая сердцевина. В этом пустом, почерневшем изнутри древе она укроется – так ее хотя бы не смогут окружить, и она встретит смерть лицом к лицу.

Двадцать шагов.

Пятнадцать.

Десять…

Она развернулась как раз в тот момент, когда первый пес уже приготовился прыгнуть.

Его мышцы уже напряглись.

Он уже оскалился.

Она сложила украшенные когтями пальцы копьем. Давай! Прыгай! Я воткну свою руку прямо в твою глотку. Подавись, тварь!

И пёс, изо всей силы оттолкнувшись задними лапами, целясь добыче прямо в горло, взмыл над землей…


Если бывают на свете чудеса, то это было одним из них.

В тот самый миг, когда первый пес, раскрыв клыкастую пасть, оторвался от земли и прыгнул на Гекату, произошло нечто, чего не ожидала ни она, ни ее преследователи, ни рассвирепевшие от погони псы.

Что-то со свистом рассекло темный ночной воздух, раздался собачий визг и в тот же миг прыгнувший пес с развороченной мордой пал замертво. Почти сразу завизжала другая собака. А затем – еще одна.

После того, как с переломанным хребтом на землю упала еще одна зверюга, чуть поодаль раздались душераздирающие человеческие вопли – то были вопли преследователей Гекаты. А уже через несколько мгновений всё стихло.

Почти сразу из темноты возник он. Он был возбужден недавней схваткой, от него исходили флюиды смертоносной силы и уничтожения.

Он посмотрел женщине прямо в глаза и сказал:

– Иди за мной!



Её избавитель оказался стар, лыс, сутул и неразговорчив. За всю ночь и весь следующий день, что они шли через лес, он не проронил ни единого словечка.

– Могу я хотя бы узнать имя своего спасителя? – спросила она следующей ночью, когда они остановились на ночлег.

– Криптус, – произнес старик.

– Геката, – представилась она в ответ.

– Я знаю.



Те несколько дней, что они шли через лес, Геката думала, что старик приведет ее в какую-нибудь халупу. Ну, знаете – сложенная из едва отесанных стволов изба. С круглым очагом в центре единственного помещения. С дырой для дыма в крыше. С лежанками, сработанными из стволов молоденьких сосенок, покрытыми сеном да звериными шкурами. С крохотными окошками, затянутыми бычьими пузырями…

Ладно, думала женщина, сойдет и халупа. Главное – отсидеться, выносить и родить дитё в тихом безопасном месте. А там – поглядим.

Однако же, когда на шестой день пути они, наконец, вышли к жилищу старика, Геката была приятно удивлена.

То был не просто дом. Это был Дом с большой буквы «Д». Домина. Domus. С многовековой историей. С тайнами. С характером. Со своею темной непостижимой душой.

Дом был не таким черным, как, скажем, сажа или каменное масло, но все же достаточно черным.

Черной была черепица. Древние саманные стены почернели от въевшейся в них многовековой грязи и пыли. Черной была входная, крепкая как камень, окованная железными полосами, дубовая дверь.

В черном-пречерном лесу стоял черный-пречерный дом

Первый этаж Дома занимала просторная гостиная. С огромным дубовым столом и резными стульями. С огромным камином. С головами кабанов, оленей и лосей на стенах. С мерцающими от света огня средневековыми рыцарскими доспехами в одном углу и огромной деревянной куклой – в другом.

– Подойди к ней, – сказал Криптус, когда взор женщины упал на эту вещицу, – дотронься до нее.

И когда пришелица протянула руку и коснулась потемневшего от времени дерева, кукла схватила ее за запястье. Схватила деревянной пятерней, но при этом железной хваткой. Геката вскрикнула от неожиданности, а старик захихикал.

– Это Деревяшка, – сказал он, – прошу любить и жаловать. Она выполняет самую простую работу – носит воду, моет пол, колет дрова, подметает. Однако действует, лишь когда я нахожусь неподалеку. Деревяшка не боится ни жары, ни мороза, ни воды. Она страшится лишь одной вещи – огня, и всегда держится от него подальше.

На том разговор о волшебном помощнике был закончен. Мы же, забегая вперед, скажем, что эта чертова безмолвная кукла совершит поступок по собственному почину только однажды. Один единственный раз. Однако же, этот ее поступок заставит сию историю совершить весьма крутой и неожиданный поворот. Правда, случится это еще очень и очень не скоро.



– Внесем ясность в нашу ситуацию, – сказал Криптус утром четвертого дня, когда гостевой, так сказать, лимит пребывания Гекаты в Доме завершился. – Прямо сейчас ты можешь уйти на все четыре стороны. Но можешь и остаться – как видишь, Дому нужна хозяйка. Еcли решишь уйти, я дам тебе припасов на несколько дней. Если же надумаешь остаться, то помимо забот о хозяйстве, у тебя появится еще одна обязанность. – Сказав так, старик посмотрел женщине в глаза долгим немигающим взором. – Ты понимаешь, о чём я, женщина?

Геката понимала: в этом мире платить нужно за всё. Таков закон.

Да, Криптус был стар даже по меркам колдунов – уже тогда ему было далеко за триста, однако было несколько вещей, которые в глазах Гекаты сей недостаток делали не слишком существенным.

Во-первых: старик был хозяином и единственным обитателем чудесного стоящего в дичайшей глуши Дома. Оставшись здесь, она станет его – Дома – хозяйкой, что даст ей ряд привилегий.

Во-вторых: старик обладал чудовищной силой. На что он был способен, женщина могла убедиться в день их со стариком знакомства, которое, как мы помним, случилось при весьма злодейских обстоятельствах.

В-третьих: от своей бабки Геката была наслышана о том, что у мужчин их породы уд растет и загибается кверху до глубокой старости, а потому в делах постельных старый калду способен довести женщину до полуобморочного состояния. И поскольку была она, как и все женщины-калду, крайне распутной, ей было до смерти любопытно, так ли это. Ведь очень скоро она разрешится от бремени и все удовольствия мира вновь будут в ее распоряжении.

К тому же Геката была на сносях, и самым главным для нее было предстоящее рождение и безопасность ребенка. У всех женщин так, и у колдуний – тоже. А здесь, судя по всему, было самое безопасное место на свете.

Возложивши длани на выпирающий живот, Геката ответила коротко и ясно: Мы остаёмся.



О ту пору, когда Геката носила дитё под сердцем, то почти никогда не шевелилось. Казалось, оно, точно лодка, безвольно плывет по тихой и темной реке утробных вод.

Впрочем, сказать, что девочка – а в том, что это была девочка, женщина ни миг не усомнилась – была совсем уж неподвижной, нельзя. Раз в несколько дней она всё же толкала мать под ребра, как бы говоря: Жива я, жива.

Это ее ножка, крохотная, как птичья лапка, думала Геката, чувствуя легкое толкновение у самого сердца, словно ее крошка отталкивалась от него, дабы нырнуть глубже.

Иногда Геката тихонько постукивала пальцами по животу, как бы пытаясь завести с девочкой тайный диалог, но та никогда не отвечала на ее приглашение к беседе.

Возможно другая мать, кабы она была из простецов, обеспокоилась, обратилась к доктору или повитухе. Геката же была калду, и неподвижность своей крошки воспринимала как знак. Но что сей знак означает – понять не могла.



Наслаждаясь жизнью на новом месте, Геката ни на миг не забывала, что за нею вводится должок. В тайном кармане, что скрывался в складках ее чёрного платья, она вот уже месяц носила свернутую записку. Спустя месяц своего пребывания в Доме женщина подумала, что пришло время поквитаться.