– Зато не сбежит. А подземелья ты видела? Затоплены.

– Но ведь можно ее в комнатах поселить. Девушка ребенок еще!

– Ребенок? Эта паршивка моего солдата убила!

– Он сам об нее убился.

Генерал неодобрительно покрутил носом.

– Холодная ты девка, бессердечная. Чисто рыбья кровь! Если бы эта ведьма не ломалась, никто бы и не пострадал!

Сарина скрестила руки под атласной накидкой и вздохнула.

– У вас есть дочь, верно? Элли.

Он утвердительно хмыкнул.

– Попадись она в плен к варлийцам, как бы вы хотели, чтобы она себя вела? Ножки похитителям целовала?

За столь дерзкие речи Сарина была удостоена звонким щелчком по лбу.

– Я бы хотел, чтобы моя дочь в плену выжила. Ну не ждет никто героизма от баб! Даже от каладриев. К тому же, мы не варлийцы. На ее месте ты бы с кем предпочла договориться?

– Я бы предпочла, чтобы на мою землю не нападали. Войны – это отвратительный пережиток прошлого.

– Сказала она военному в четвертом поколении. Иди уже.

– Как угодно.

Сарина поначалу хотела подняться в свою комнату, но мысли о пленнице все еще занимали ее. Она узнала у стражников, как устроили девушку, и распорядилась отправить наверх теплый плащ и немного фруктов.

– А второму? – спросил ее гвардеец.

– Что?

– Там же теперь и второй пленник.

– О… И его в башню потащили?

Гвардеец брезгливо поморщился.

– В подземельях столько плесени…

– А плесень вредит легким, – пробормотала Сарина. – Что ж, пусть попостится денек, а потом угостите и его яблочком.

Уже у лестницы она услышала доносящийся со второго этажа прерывистый голос и поспешила спрятаться в полумраке. Княгиня прошла мимо, так ее и не заметив, и Сарина тенью скользнула наверх.

К Майе после ареста так и не вернулся аппетит. Первый день в заточении она провела не притронувшись к пайку, который ей выделили. Утром следующего дня мысли о еде все еще не вдохновляли. Гвардейцы в этот раз явились пораньше и принесли яблок, хлеба, копченого мяса, кувшин с водой и даже теплый плащ, которому Майя особенно обрадовалась. Сквозняки не давали ей выспаться.

– Спасибо.

Ее благодарность вновь оставили без внимания, однако когда гвардейцы скрылись в затемненном проеме, Майя вдруг услышала насмешливый голос.

– Какая ты вежливая.

Она вздрогнула от неожиданности. Со вчерашнего вечера пленник, которого заперли в соседней камере, вел себя так тихо, что она и думать о нем позабыла. Теперь она осознала, что больше не одна, но вместо облегчения в ней полыхнуло раздражение.

– Там, откуда я родом, принято благодарить за еду, – повысив голос, сказала она.

– Даже тюремщиков?

Майя промолчала. Вместо того, чтобы тратить время на разговоры с незнакомцем, она решила умыть лицо.

– Они хотя бы не стали морить тебя голодом, – рассудительным тоном заметил он и, как показалось Майе, легонько вздохнул.

Она замерла на мгновение, а потом принялась промокать лицо носовым платком.

– А тебя кормить не станут?

– Не полагается. Слишком щедро для бунтовщиков.

Теперь он ее заинтриговал. Майя приблизилась к решетке и несмело выглянула из-за прутьев. Ее соседа и ее разделяла пустующая камера, и увидеть удалось только носки коричневых сапог.

– Ты бунтовщик?

– Можно и так сказать.

– Чужеземец?

– С чего ты взяла?

– Твой голос…

Ей ответом послужил короткий хриплый смешок. Когда незнакомец заговорил снова, Майя услышала чистое местное наречие.

– У меня много голосов.

– Может быть, ты шпион?

– Может быть.

Раздосадованная этой показной загадочностью, Майя вернулась к своему сложенному покрывалу, села и принялась заплетать волосы в косу. Однако молчание ей быстро наскучило, и она спросила:

– И против чего ты бунтуешь?