– Вы, наверное, ошиблись? – с надеждой произнес адвокат.

– Нет, не ошибся, – похоронил его надежды обладатель сарделек. – Вы меня выселили. В Красногвардейском суде. А дом – по Хасанской улице. Дело Грибакиных. Неужели забыли?

Дмитриев помнил это дело…

Уварова была предпринимательницей, торговавшей на Хасанском рынке турецкими шмотками и бижутерией. Начинала она свой бизнес в качестве челнока: ездила в Турцию, закупала товар, тащила на себе, сколько могла, в Петербург, продавала оптом; снова ехала – покупала – продавала. Волчья работа; в том смысле, что челнока, как и волка, ноги кормят, спокойно на месте не посидишь.

Зато сумела выжить в лихие девяностые. И не просто выжила, но купила несколько квартир, в том числе, – для дочки с зятем. Квартиру, конечно, предусмотрительно на себя оформила, ведь неизвестно как у молодых сложится. И как в воду глядела. Зять оказался лодырем, каких поискать надо. Ничего делать не хотел, только учился на разных курсах: то по одной специальности, то по другой. Известно теще было, что его влекло на курсы, учатся то на них в основном девки молодые, вот зять с ними время и проводил.  И ни разу не попытался работать по полученному профилю образования. Только рассуждал красиво, как здорово бы он ресторанный бизнес организовал, вот только денег нет. Профессор – теоретик.

 А уж когда этот лентяй заговорил, чтобы Уварова ему денег дала на открытие ресторана, то у тещи терпение кончилось, высказала она зятю все, и что он трутень, от которого никакой практической пользы: ни в Турцию за товаром съездить, ни на рынке торговые точки держать да присматривать, и что облапошат его с рестораном как миленького, и что не для того она горбатилась столько лет, чтобы деньги на ветер пускать.

Вскоре и между молодыми разлад пошел, кончилось все разводом. Уварова тогда и обратилась к адвокату, чтобы он помог бывшего зятя из квартиры выселить. Она сама выбрала Дмитриева на сайте юридической конторы: очень он ей лицом понравился.

– Лицо у вас честное, а глаза веселые, – говорила Уварова, заключая договор с молодым адвокатом. –  Вы справитесь.

– Меня не обманешь, – добавляла она зачем-то.

Для Дмитриева это дело о выселении зятя Уваровой было одним из первых в практике. Он эту задачу решил и особо не возражал, когда суд предоставил ответчику – зятю отсрочку в выселении сроком на полгода. Как-то Уварова позвонила адвокату и рассказала, что «дурачок, слава Богу, сам ушел из квартиры, не пришлось судебных приставов вызывать».

Дмитриев внезапно понял, почему он не узнал выселенного по суду «дурачка». Разительная перемена произошла с зятем Уваровой.

В судебном процессе участвовал крупный, но рыхлый и блеклый молодой человек, который равнодушно выслушивал судебные обвинения жены и тещи, и даже угрозу своего выселения воспринимал апатично, словно ему предстояло всего-навсего отнести мусорный пакет до мусоропровода и вернуться обратно. В суд этот увалень приходил в мешковатых штанах, бесформенной футболке, из-под которой выглядывал пивной живот, был всегда не причесан и небрит. Зять словно был пропитан диванной ленью и скукой, и лень и скука смотрели из его одежды, выглядывали из его слов, которые он неохотно цедил в судебном процессе. У судьи этот лодырь не сумел вызвать никакого сочувствия, хотя судья была женщиной. Единственный раз маска равнодушия и лени сползла с его лица при оглашении судебного решения. Тогда молодой человек выглядел удивленным, взволнованным и даже растерянным. Растерянность столь явственно проступила в нем, что, должно быть, поэтому судья предоставила ему полугодичную отсрочку в выселении, хотя он даже не просил об этом. Не просил, потому что не знал о такой возможности и ничего не пытался узнать для своей защиты…