Луиджи Пассерини, смотритель тюрьмы, оставил записи о заключенных этого периода. «Макиавелли прибыл в состоянии крайнего смятения, – писал он. – На вопрос о заговоре он отвечал решительным отрицанием. «Я не имею к этому никакого отношения», – повторял он».

Допросы начались в тот же день. Макиавелли предстал перед Маркантонио Колонна, военным комендантом Флоренции, назначенным Медичи. По свидетельству секретаря суда Пьеро Ардингелли: «Колонна был холоден и методичен. Он зачитал показания Боскали и Каппони, уже сознавшихся под пытками, показала список, где упоминалась фамилия Макиавелли».

Макиавелли отрицал любую причастность к заговору, что было правдой. Он действительно не участвовал в планах Боскали и Каппони. Более того, в письмах к Веттори он неоднократно высказывал скептическое отношение к возможности республиканского переворота: «Флоренция устала от потрясений. Люди желают спокойствия, даже если цена ему – свобода».

Однако судей интересовала не истина, а признания, способные оправдать репрессии. Когда стало ясно, что Макиавелли не намерен признавать вину, было принято решение применить пытки. Практика пыток в системе правосудия того времени была обычным явлением, санкционированным как светскими, так и церковными властями.

На рассвете третьего дня заключения Макиавелли был доставлен в пыточную камеру. Методы палача Отто ди Гвардия были печально известны своей жестокостью. Главным инструментом дознания была страппадо – пытка, при которой руки заключенного связывались за спиной, а затем его поднимали на веревке, привязанной к запястьям, резко опуская в последний момент, что вызывало вывихи и разрывы мышц.

Макиавелли привели в пыточную камеру рано утром. Комната была освещена факелами, в центре – деревянная конструкция с блоками и веревками для страппадо. У стены стоял стол, за которым сидели трое судей в черных мантиях и секретарь, готовый записывать показания.

«Никколо Макиавелли, – начал главный судья, – вы обвиняетесь в участии в заговоре против семейства Медичи и законной власти Флоренции. Что вы можете сказать в свое оправдание?»

«Я не знал о заговоре и не участвовал в нем», – твердо ответил Макиавелли.

«Ваше имя найдено в списке заговорщиков, составленном Пьетро Паоло Босколи. Как вы это объясните?»

«Я не могу объяснить того, чего не знаю. Босколи мог включить мое имя по собственным причинам, но я никогда не давал согласия на участие в каких-либо противозаконных действиях».

Судья кивнул палачу. «Приготовьте его».

Палач и два помощника схватили Макиавелли, сорвали с него рубашку и связали руки за спиной. Затем привязали веревку к запястьям и пропустили ее через блок на потолке.

«Последний шанс сознаться добровольно», – сказал судья.

«Мне не в чем сознаваться», – ответил Макиавелли, глядя ему прямо в глаза.

«Поднимите его».

Палачи потянули за веревку, и Макиавелли почувствовал, как его руки выкручиваются из суставов. Боль пронзила всё тело, но он сжал зубы, не издав ни звука.

«Выше!» – приказал судья.

Его подняли почти до потолка, плечевые суставы трещали от напряжения. Боль стала невыносимой.

«Сознавайтесь! Кто еще был в заговоре? Какие планы вы строили?»

«Я.… не знаю… ни о каком… заговоре», – выдавил Макиавелли сквозь стиснутые зубы.

«Опустите его!»

Палачи резко отпустили веревку, и Макиавелли рухнул вниз, остановившись в нескольких дюймах от пола. Боль была такой сильной, что он потерял сознание.

Этот изощренный метод пытки позволял причинять жертве невыносимую боль, не оставляя видимых следов. Многие не выдерживали и давали показания, требуемые судьями. Но Макиавелли проявил удивительную стойкость.