».

Современник событий, Якопо Нарди писал: «Медичи использовали раскрытие заговора как предлог для расправы со всеми, кого считали своими противниками. Макиавелли попал в их список не столько за реальную угрозу, сколько за символическое значение его фигуры. Он олицетворял республиканский дух».

Февральское утро 1513 года выдалось на редкость холодным для Флоренции. Первые лучи солнца еще не успели коснуться крыш домов, когда к скромному жилищу Никколо Макиавелли на виа Гвиччардини подошли четверо стражников в форме городской милиции. Их тяжелые шаги эхом отдавались в узком переулке, предвещая беду.

Они громко постучали в дверь, разбудив всю семью. Мариетта Корсини, жена Макиавелли, открыла дверь и в ужасе застыла перед вооруженными людьми.

«Мы пришли за Никколо Макиавелли по приказу Синьории», – объявил старший стражник, протягивая ордер на арест с печатью Отто ди Гвардия.

Самого Никколо Макиавелли тогда дома не было. Тогда Комиссия Восьми по охране государства издала указ, предписывающий всякому кто знал о местонахождении Макиавелли, сообщить о его местонахождении в течение часа. В случае неисполнения – угроза ссылки или конфискации имущества.

Никколо Макиавелли узнав о розыске сам пошел через весь город к Барджелло – мрачному средневековому зданию, служившему тюрьмой и штаб-квартирой Отто ди Гвардия. По пути он видел, как другие повозки с арестованными направляются туда же. Флоренция просыпалась под звон церковных колоколов, не подозревая, что этот день станет одним из самых черных в ее истории.

Палаццо дель Барджелло встретил арестованных своими толстыми стенами и узкими окнами, похожими на бойницы. Во внутреннем дворе Макиавелли увидел Босколи и Каппони, уже закованных в цепи. Их лица были в синяках – первые следы допросов.

«Никколо! И тебя схватили?» – воскликнул Босколи, увидев Макиавелли. «Но ты же не…»

Стражник ударил его по лицу, прерывая фразу. «Молчать! Заговорщикам запрещено разговаривать!»

Всех арестованных вели по очереди в канцелярию тюрьмы, где нотариус записывал их имена и предъявляемые обвинения. Когда очередь дошла до Макиавелли, он услышал, как писарь монотонно читает: «Никколо ди Бернардо Макиавелли, бывший секретарь Второй канцелярии и Совета Десяти, обвиняется в участии в заговоре против семейства Медичи и законной власти Флоренции».

«Это ошибка, – спокойно произнес Макиавелли. – Я не участвовал ни в каком заговоре».

Нотариус поднял на него усталые глаза. «Все так говорят, мессер Никколо. Впрочем, у вас будет возможность доказать свою невиновность… если выдержите допрос».

После регистрации Макиавелли отвели в камеру в нижнем ярусе Барджелло – тесное помещение с каменными стенами, покрытыми плесенью, и крошечным окном под потолком, через которое едва проникал свет. В углу стояло ведро для нечистот, распространявшее зловоние. Вместо кровати – охапка гнилой соломы.

«Добро пожаловать в ваши новые покои, … секретарь», – ухмыльнулся тюремщик, захлопывая тяжелую дверь.

Джованни Берарди, политический деятель, оказавшийся в соседней камере, потом вспоминал: «Когда все стихло, я услышал, как новый узник в камере рядом со мной тихо напевает строки из «Божественной комедии» Данте. Это был Макиавелли, и он цитировал отрывок о круге предателей. Ирония судьбы – человек, обвиняемый в предательстве, находил утешение в стихах о вечных муках предателей».

Первые часы после ареста стали для Макиавелли настоящим кошмаром. Его доставили в мрачное здание тюрьмы Барджелло, бывший дворец подесты, где располагалась городская стража. Здесь, в сырых и холодных камерах, содержались узники, ожидавшие суда или казни.