«Он делает то, что необходимо, без колебаний и без оглядки на мораль. Это ужасно, но эффективно. Я понимаю, почему. В этом мире нет места для полумер» – позже напишет Макиавелли.
Паоло Соммарива, житель Синигалии, ставший свидетелем этих событий, позже рассказывал: «Борджиа вошел в город с мирными намерениями, но как только его бывшие союзники оказались в его руках, атмосфера резко изменилась. Стражники окружили дом, где проходила встреча, и вскоре мы услышали, что все эти могущественные кондотьеры арестованы.»
Эта тактика – притворяться слабым, чтобы усыпить бдительность врагов, а затем нанести решающий удар – произвела на Никколо сильное впечатление. Позже он напишет в «Государе»: «Нужно быть лисой, чтобы избежать капканов, и львом, чтобы отпугнуть волков».
Антонио Джустиниан, венецианский посол при папском дворе, писал в своем отчете: «Метод, которым герцог Валентино расправился со своими противниками в Синигалии, показывает его исключительное мастерство в политической игре. Он умеет скрывать свои истинные намерения до последнего момента, заставляя противников поверить в то, что им выгодно.»
К концу своего пребывания при дворе Борджиа Макиавелли сформулировал для себя многие из тех принципов, которые позже лягут в основу его политической философии. Он наблюдал, как герцог использует силу и хитрость, щедрость и жестокость для достижения своих целей.
«Человек, желающий всегда и во всех случаях творить добро, неминуемо погибнет среди множества тех, кто добра не творит», – запишет он позже в «Государе», вспоминая уроки, полученные при дворе Борджиа.
Одним из главных открытий для него стало понимание того, что в политике моральные категории должны уступать место категориям эффективности. Борджиа никогда не колебался сделать то, что считал необходимым для укрепления своей власти, даже если это противоречило христианской морали или рыцарским кодексам.
Другим наиболее эффективных методов управления Борджиа было использование страха.
Холодный декабрьский ветер пронизывал площадь Чезены до костей. Утренний туман еще не рассеялся, окутывая центр города призрачной вуалью. На площади готовилось нечто ужасное. Солдаты оттесняли толпу от центра, где на деревянном помосте лежало нечто, накрытое грубой тканью. Внезапно воцарилась мертвая тишина. Из дворца, под охраной личной гвардии, вышел молодой человек в богатых одеждах. Его лицо не выражало никаких эмоций, но властная осанка и пронзительный взгляд не оставляли сомнений – перед нами был сам Чезаре Борджиа, герцог Валентино, сын папы Александра VI и один из самых опасных людей Италии начала XVI века.
Одним резким движением руки Борджиа приказал сорвать ткань. То, что предстало взору собравшихся, вызвало коллективный вздох ужаса. На помосте лежало разрубленное пополам тело Рамиро де Лорка, еще вчера всесильного наместника Борджиа в Романье. Рядом были выставлены орудия пыток и отрубленная голова, глаза которой, казалось, все еще выражали удивление от столь внезапной перемены судьбы.
Макиавелли стоял неподвижно, лишь его пальцы едва заметно подрагивали, словно невидимое перо уже записывало в его разуме все, что он видел. Это был декабрь 1501 года – момент, который впоследствии станет одним из краеугольных камней его политической философии.
Как по заказу, Борджиа начал произносить речь перед потрясенными горожанами. Его голос звучал мелодично, почти гипнотически.
«Жители Чезены! — объявил он, обводя площадь пристальным взглядом. – Вы видите перед собой человека, который злоупотреблял моим доверием и вашим терпением. Рамиро де Лорка был назначен мной, чтобы принести порядок в Романью, но вместо этого он утопил эти земли в крови невинных. Его жестокость превзошла все границы допустимого. Каждый, кто преступает закон и мою волю, закончит так же!