«Разве не удивительно, – говорил Роберто да Варано, флорентийский купец, с которым Макиавелли познакомился в Имоле, – как герцог умеет внушать и любовь, и страх одновременно? Он щедр к друзьям и беспощаден к врагам. Недавно он повесил судью, уличенного во взяточничестве, а на следующий день снизил налоги для жителей Фаэнцы».

Никколо внимательно слушал, анализируя каждое слово. Его понимание политики менялось с каждым днем, проведенным при дворе Борджиа.

10 октября состоялась вторая, более продолжительная аудиенция у герцога. На этот раз Борджиа был менее формален и более откровенен.

«Флоренция должна определиться, – сказал он, расхаживая по комнате, – время нейтралитета прошло. Либо вы со мной, либо против меня. Я предпочел бы первое, но готов и ко второму».

Макиавелли, используя все свое дипломатическое искусство, пытался объяснить позицию Синьории, но герцог был непреклонен.

«Вы видите, что происходит в Италии, – Борджиа указал на карту, где были отмечены его недавние завоевания. – Французы на севере, испанцы на юге, и между ними – раздробленная Италия, легкая добыча для любого завоевателя. Мой отец-папа и я стремимся объединить страну под сильной властью, чтобы дать отпор иноземцам. Это единственный путь спасения».

Эти слова произвели на Макиавелли сильное впечатление. Позже он напишет: «Герцог желает стать могущественным, чтобы собственными силами обезопасить себя от внешних врагов. Я верю, что он добьется своего, если смерть не помешает ему или не возникнут иные трудности».

Республика, как я говорил ранее, должна соблюдать осторожность Ваша Светлость, в своих обещаниях– ответил Макиавелли. – я известил Синьорию о Вашем желании.

В тот вечер произошел любопытный эпизод, Борджиа, закончив разговор с флорентийским посланником, вызвал к себе капитана своей гвардии, Мигеля де Корелью, известного своей жестокостью.

«Синьор Макиавелли слишком умен, – сказал герцог тихо – Пусть за ним наблюдают, но обращаются с почтением. Я хочу знать, с кем он встречается и о чем говорит».

Макиавелли, конечно, догадывался о слежке. В своем донесении от 13 октября он писал: «Здесь нет ни одного слова, которое не было бы услышано и передано герцогу. Его система шпионажа превосходна».

В последующие дни Макиавелли стал свидетелем того, как Борджиа управляет своими новыми владениями. Герцог привлекал на службу талантливых администраторов, вводил единые законы, строго следил за сбором налогов и использованием средств.

«Он назначает на должности людей новых, но способных, – записал Никколо в своем дневнике. – Он не доверяет старой знати, предпочитая выдвигать тех, кто обязан ему своим возвышением и потому будет служить верно».

Макиавелли особенно заинтересовался фигурой Рамиро де Орко, жестокого, но эффективного наместника, которого Борджиа поставил управлять Романьей. Когда область была усмирена и порядок восстановлен, герцог приказал казнить Рамиро, выставив его тело на главной площади Чезены с ножом и колодой рядом.

«Этим он хотел показать, – писал потом Макиавелли во Флоренцию, – что жестокости совершались не по его воле, а по инициативе его наместника. Он одновременно успокоил народ и напугал чиновников».

Эта тактика – использовать жестокость как инструмент и затем отмежеваться от нее – глубоко поразила Никколо своей эффективностью и цинизмом. Позже она станет одним из ключевых примеров в «Государе».

20 октября Макиавелли присутствовал на военном совете, где Борджиа планировал свою следующую кампанию. Карта Центральной Италии была расстелена на большом столе, а вокруг собрались кондотьеры – наемные командиры, служившие герцогу.