«Жители Чезены! — объявил он, обводя площадь пристальным взглядом. – Вы видите перед собой человека, который злоупотреблял моим доверием и вашим терпением. Рамиро де Лорка был назначен мной, чтобы принести порядок в Романью, но вместо этого он утопил эти земли в крови невинных. Его жестокость превзошла все границы допустимого. Каждый, кто преступает закон и мою волю, закончит так же!»

Макиавелли внимательно слушая каждое слово герцога. «Видите, что он делает?» – прошептал он себе. «Борджиа переносит всю ответственность за жестокость на мертвеца, который уже не может защититься. Одновременно он показывает, что карает несправедливость и защищает народ. И все это одним действием. Гениально».

Действительно, на лицах горожан можно было прочесть смешанные чувства – ужас соседствовал с невольным облегчением. Рамиро де Лорка был печально известен своей жестокостью. Многие семьи пострадали от его произвола. Теперь же его смерть, какой бы ужасной она ни была, воспринималась многими как своего рода справедливость.

«Чезаре знает, что делает», – продолжал Макиавелли. «Он понимал, что жестокие методы управления Рамиро будут вызывают недовольство. Но ему жестокость была необходима, чтобы быстро установить контроль над этой мятежной провинцией. Теперь, когда порядок установлен, Борджиа избавляется от инструмента этой жестокости и предстает перед народом как справедливый правитель. Двойная выгода».

После завершения зловещей церемонии толпа медленно рассеивалась. Некоторые крестились, другие перешептывались, но никто не осмеливался открыто выразить недовольство. Страх витал в воздухе, тяжелый и осязаемый, как туман, окутавший площадь.

Макиавелли направился к местной таверне. Внутри было темно и дымно. Флорентийский секретарь заказал вино и вынул из сумки пергамент и перо. Он начал быстро записывать свои наблюдения, которые позже войдут в его знаменитое «Описание способа, примененного герцогом Валентино для умерщвления Вителлоццо Вителли».

«Он знал, что ему нужно обезопасить себя и заставить подчиниться себе жителей города Чезены. Герцог, исключительно хитрый и проницательный, не мог не понимать, что такая жестокость может со временем сделать его ненавистным. Поэтому он решил очистить себя в глазах народа и показать, что если и была какая-то жестокость, то исходила она не от него, а от жестокого нрава его наместника».

После нескольких часов напряженной работы Макиавелли откинулся на спинку стула. Его взгляд был устремлен куда-то вдаль, за стены таверны, за пределы Чезены, возможно, даже за границы времени.

«Знаете, – сказал он, обращаясь мысленно в пустоту, – многие считают Борджиа чудовищем, воплощением зла. Но если отбросить моральные суждения и посмотреть на вещи непредвзято, то нельзя не восхититься его искусством управления. Он использует страх не как тиран, упивающийся страданиями подданных, а как хирург, применяющий скальпель – точно, расчетливо и только когда это необходимо».

Несколькими днями позже Макиавелли встретился с небольшим кругом флорентийских купцов в одном из частных домов Чезены. Разговор неизбежно зашел о методах правления Борджиа.

«Господа, – говорил Макиавелли, потягивая вино из кубка, – мы все были свидетелями того, как герцог избавился от Рамиро де Лорка. Но задумайтесь: ведь именно Борджиа назначил его наместником Романьи, зная о его склонности к жесткости. Рамиро сделал всю грязную работу – подавил сопротивление, устранил непокорных баронов, установил строгий порядок. А когда дело было сделано, герцог избавился от него, представ перед народом почти спасителем